Имре Уйвари - Особенный год

Немного подумав, я сказал:

— Хорошо, я сам поеду с ним…

Маленький шахтерский поселок был не так далеко от нас, чтобы стоило долго раздумывать над этим. В душе я решил сделать все, чтобы помочь Лукачу сохранить брак.

«Они еще слишком молоды, неопытны. Сейчас им можно помочь, а потом уже поздно будет», — думал я.

Я почему-то был уверен, что человек, приславший Лукачу анонимное письмо, не лгал. Да и сам Лукач не сомневался в этом, говоря, что он, собственно, настоял на заключении брака. Когда же он получил повестку, жена пригрозила ему разводом.

Я хотя и не хотел выносить свой приговор заранее, но, даже не видя этой женщины ни разу, уже сердился на нее. Внутренне я приготовился откровенно высказать ей свое мнение, однако когда я увидел ее, все произошло совсем по-другому.

С Лукачем мы сначала приехали к его родителям, вместе с которыми мне не без труда удалось уговорить его остаться дома, а я один пошел навестить его жену и узнать, что и как.

Молодая женщина жила в доме своих родителей.

Войдя в квартиру, я сразу же почувствовал сильный запах вина. Кто-то так громко смеялся, что в этом шуме никто даже не услышал, как я вошел. Я поздоровался. Ко мне подошел человек лет тридцати и с пьяной развязностью сказал:

— Выпейте с нами за наше здоровье… Нежданный гость, говорят, приносит счастье, не так ли, Терка?.. — Сменив смех на доверительный шепот, он прикрыл рот ладонью и проговорил: — Она, правда, уже не девочка, но это не беда, не так ли? Миленькая эта Терка… Такая, как…

Не закончив фразу, он снова засмеялся и несколько раз подмигнул мне.

Оттолкнув захмелевшего кавалера, я громко, чтобы меня слышали все сидевшие за столом люди, сказал:

— Мне нужна жена Антала Лукача!

Из-за стола, вцепившись руками в спинку стула, поднялась стройная светловолосая женщина лет двадцати и сказала:

— Это я. — И, помолчав, добавила: — Что-нибудь с Лукачем?..

Я понял, что она пьяна и с трудом держится на ногах.

— Я командир подразделения, в котором служит ваш муж, — строгим тоном произнес я. — И хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.

— С глазу на глаз?.. Зачем?.. — спросила она, встряхнув лохматой головой, а затем, с трудом оторвав правую руку от спинки стула, она обвела в воздухе полукруг и с запинкой выговорила: — Это… все… мои друзья… У меня нет от них… тайн… Правда, Шани?.. Иди сюда, мой Шани… — Она жестом подозвала к себе мужчину, который встретил меня на пороге. — Передайте Лукачу… — Женщина ткнула указательным пальцем в мою сторону. — Чтобы его ноги здесь больше не было!.. Не по себе деревцо срубил…

Последние слова женщины пьяное общество встретило дружным одобрительным смехом.

Я окинул их взглядом. Все они были мне противны. В горле у меня встал комок. Я повернулся к молодой женщине и резко бросил ей в лицо:

— Как вам только не стыдно!

Сильно хлопнув дверью, я вышел на улицу и зашагал прочь, с трудом переставляя ноги. Я чувствовал тошноту, будто я прикоснулся к чему-то омерзительному. Меня охватило беспокойство за Антала Лукача.

В поезде Антал рассказывал мне о том, что Терка не хотела выходить за него замуж, но он ее все равно любит. Он даже купил ей подарок на свои скромные сбережения и, если вина ее перед ним не очень велика, хотел простить ее.

Я шел и думал: что же я скажу Лукачу? Стоит ли разрешать ему встретиться с распутной женой? Кто знает, как он поступит, когда увидит ее пьяной, да еще в обществе любовника?

Мне приходилось видеть неудачные браки, но ничего подобного я еще не встречал. Молодой супруг хотя на первый взгляд и кажется слабым, но на самом деле трудолюбивый, честный парень, а жена ему досталась пустышка. Не прошло и нескольких месяцев со дня ее разлуки с мужем, а она уже и слышать о нем не хочет, а ведь в загсе клялась в любви и верности. Не любит она его, да и не любила никогда. Тогда зачем же вышла? Лукач, видимо, надеялся, что со временем все утрясется. А где были их родители? Уж кому-кому, а им-то следовало бы видеть, что молодые люди никак не подходят друг для друга.

Все эти вопросы теснились в моей голове. Я и не заметил, что уже стою перед дверью дома Лукачей. Как только я вошел в комнату, Антал вскочил со стула…

— Я покажу этой твари, товарищ капитан! — воскликнул парень, выслушав мой рассказ, и уже схватился за шинель, но я остановил его:

— Сядьте! И не ходите к ней: она этого не стоит!

— Стерпеть такое оскорбление?!

— Поздно уже, и этим ничего не исправишь.

— Я же говорила тебе, сынок, чтобы ты не брал ее в жены, — со вздохом проговорила мать, — но ведь ты разве послушаешь! Затвердил тогда свое: «Я так хочу и так сделаю!»

— Я не думал, что она такая, — пробормотал смущенно Лукач, и, сев к столу, больше уже ничего не говорил.

Мать его стала накрывать на стол ужин, но сын ни к чему не прикоснулся, даже вина ни глотка не выпил. Сидел и громко вздыхал. Молчала и его мать, и я тоже. В такие минуты утешение не очень-то помогает, любовные раны лучше всего врачует время.

Поужинав, я встал и, повернувшись к солдату, сказал:

— Уже поздно, пойдемте…

— Может, переночуете… или хоть он пусть останется… — начала было умолять меня мать Лукача, но ее тут же перебил муж:

— Пусть он идет. Сейчас ему не стоит оставаться дома. Потом как-нибудь, а сейчас лучше собери ему еды.

Лукач шел рядом со мной молча и заговорил только тогда, когда мы сели в вагон:

— Как только можно быть такой дрянью?!

Я догадывался, что мать в мое отсутствие подробно рассказала сыну о неверности жены, и потому не стал ничего добавлять, а только сказал:

— Забудьте ее, как забывают плохой сон. Вам всего двадцать один год, вся жизнь еще впереди. Ребенка у вас нет, так что разойтись вам будет не так трудно.

— Я люблю ее, — выдохнул Лукач.

— Любовь — чувство очень серьезное. И потому не стоит ее растрачивать напрасно. Вы еще встретите такую девушку, которая будет достойна вашей любви.

В голову лезли противоречивые мысли, я смотрел на опечаленного Лукача, а сам думал: «Какое, собственно, мне дело до всего этого? А может, есть дело, а? Входит ли в обязанности командира разбирать такие истории? Уставы требуют, чтобы командир нес ответственность за обучение и воспитание своих подчиненных. Но ни в одном уставе ничего не говорится о том, чтобы командир в праздничный день оставлял свою жену с ребенком и ехал разбираться в семейных неурядицах своего подчиненного. Нигде ни слова не говорится о том, что я имею право вмешиваться в любовные и семейные дела солдат. А я все же вмешиваюсь. Я не прав? Но тогда почему сам комбат тоже считает, что мне следовало разобраться в этой истории?

Знаю, что далеко не все будут согласны со мной. Среди коллег-офицеров есть такие, кто считает любовные и семейные дела личными.