Имре Уйвари - Особенный год

— Сколько денег вам дал отец?

— Четыреста форинтов.

Я махнул рукой, дав ему знать, что он может идти. В тот момент я признал свое поражение в этой истории.

В течение нескольких дней я не знал, что мне делать с рядовым Сиксаи. Я понял, что его отец не сделал никаких выводов из нашего разговора и снова дал сыну денег. Мне было неприятно оттого, что он обманул меня. Меня злило то, что я потерпел поражение.

Не такого я ждал от встречи с отцом Сиксаи. Надеялся, что он поведет себя по-другому, строго предупредит сына и поможет мне поставить его на ноги.

Мысленно я не раз сравнивал Шандора Сиксаи со старым рабочим Андрашем Надем. Разница между ними была огромна. Меня не интересовало, почему эти два человека рассуждают каждый по-своему. Это их право. Но оба они доверили мне своих сыновей, из которых я должен был воспитать хороших солдат. А как? К Дьюле Надю у меня никаких претензий не было, да и к Сиксаи, если бы не эта история с картами, тоже не было бы. Если подойти к делу формально, мне не так уж трудно покончить с этим инцидентом. Карты я отобрал, виновников наказал, и, скорее всего, пока они носят военную форму, больше карт в руки они не возьмут.

Но если относиться к воспитанию солдат более серьезно, то такое решение удовлетворить не могло. Я чувствовал себя в какой-то степени ответственным и за будущее Сиксаи.

Кроме того, в роте уже начали поговаривать о том, что Сиксаи, мол, везет: у него деловой отец, и сынок весь в него пошел. Разумеется, так говорили далеко не все солдаты.

Например, Верль, выходец из простой трудовой крестьянской семьи, узнав об инциденте с картами, спросил в кругу товарищей:

— Интересно, откуда у них столько денег? Уж не перетрудились ли они на полевых работах?

Иванкаи тоже сказал что-то ехидное, а Шевелла, чертыхнувшись, заметил, что такого не должна допускать наша народная демократия.

Однако были и другие мнения. Бела Фазекаш, Антал Лукач, Иштван Сабо и еще несколько парней считали, что «если у человека есть ум, то почему бы ему и не жить лучше других…». Такие солдаты старались быть поближе к Сиксаи, прислушивались к его высказываниям о жизни.

Вот о них-то я и должен был побеспокоиться в первую очередь. Нужно было втолковать им, что в нашем обществе человека ценят по труду.

Я долго думал над тем, как бы мне повлиять на солдат, как вдруг однажды вечером ко мне пришел рядовой Сиксаи. Вид у него был растерянный.

— Товарищ капитан, — обратился он ко мне, — прошу вас предоставить мне краткосрочный отпуск для поездки домой. И срочно. Я получил из дому телеграмму…

— Срочно? А по какой причине? — поинтересовался я.

— Я и сам толком не знаю! В телеграмме написано: «Отца постигло несчастье. Приезжай немедленно. Мама».

— Сядьте, — сказал я солдату и подошел к телефону. Телефонист с коммутатора начал соединять меня с городом, где жил отец Сиксаи.

— Сейчас мы все узнаем, что у вас там случилось. Быть может, ничего страшного, — успокаивал я солдата.

В учреждении, где работал отец Сиксаи, сначала не хотели давать никаких объяснений, но, уступив моим настойчивым просьбам, начальник ревизионной комиссии наконец сказал:

— Он арестован за хищение государственных средств и подделку служебной документации…

Покрепче прижав телефонную трубку к уху, я смотрел на солдата, который, словно предчувствуя беду, задрожал. Я не сразу нашел слова, чтобы сказать ему о случившемся.

— Ваше присутствие дома не обязательно, — с трудом выговорил я после долгой паузы. — Делом вашего отца занялась полиция.

Парень вскочил, побледнел как полотно и снова опустился на стул. Случись в семье Сиксаи какое-то другое несчастье, я был бы обязан утешить, успокоить его, но в данном случае я не имел на это никакого права. Глядя прямо в глаза солдату, я сказал, что и он сам стоит на неверном пути.

Чем больше я говорил, тем сильнее краснел Сиксаи.

— Как же мы теперь жить будем? — с отчаянием в голосе спросил парень.

— Запомните раз и навсегда, что нечестному человеку не может быть пощады, — сказал я с особым ударением.

Я надеялся, что теперь-то рядовой Бела Сиксаи кое-что поймет и сделает для себя необходимые выводы.

— Товарищ капитан, что же мне теперь делать? Из-за отца и я должен страдать?

— У нас каждый отвечает прежде всего за самого себя. Ваш отец сам будет отвечать за свои преступления.

— Ребята узнают, возненавидят меня.

— Все будет зависеть от вас. Немедленно пересмотрите свое поведение.

— Вот до чего мы дошли… — тяжело вздохнул парень.

— Иначе наказание неотвратимо.

— Уже поздно…

— Нет, еще не поздно, по крайней мере, для вас лично. Пусть это будет последним предупреждением.

— А вы не будете меня презирать теперь… из-за отца? — Сиксаи поднял голову.

Я смотрел на солдата и хотел верить, что он говорит искренне.

— Нет, не буду, — ответил я и подумал, что будущее поставит все на свои места.

Неделя шла за неделей, и солдаты постепенно привыкали к армейской жизни. Одно время огорчения доставлял рядовой Ласло Келемен, который регулярно исчезал из казармы на время уборки помещений. Солдаты не стали ждать ни собрания, где можно было бы проработать сачка, ни мер, которые приму я или командир взвода, они просто поймали его однажды после очередного исчезновения и сказали, что ему будет худо, если он еще раз вздумает отдохнуть тогда, когда другие работают. С тех пор Келемен в числе первых являлся на уборку и активно орудовал метлой.

Две недели назад рядовой Шандор Бенчик привез из города, где он был в увольнении, литровую бутылку палинки, решив вместе с товарищами отметить какое-то событие. Но ребята решительно заявили: «Ни в коем случае!»

О споре с Бенчиком знали немногие, так как солдаты хранили в тайне свои воспитательные «операции», результаты которых превосходили все ожидания. Я сам узнал о нем лишь на следующий день. Когда я проходил мимо умывальной, в нос мне вдруг ударил запах палинки. Я позвал дежурного по роте и спросил:

— Скажите, чем здесь пахнет?

— Палинкой, — быстро ответил он. — Домашним самогоном… к тому же очень вонючим… — А затем, чтобы рассеять все мои подозрения, доложил: — Палинку мы вылили в раковину, а вот запах все не проходит, сколько я ни проветривал. Она такая вонючая… Даже не знаю, где такую гонят? У нас в селе такую никто и покупать бы не стал… Это и не палинка вовсе, а…

Я бросил на дежурного уничтожающий взгляд, и он моментально замолчал. Поняв, что меня прежде всего интересует вопрос о том, как, вопреки запрету, палинка могла попасть в казарму, дежурный принял положение «смирно» и по-уставному доложил:

— Товарищ капитан, докладываю, что рядовой Шандор Бенчик принес палинку из увольнения, но ее никто не пил. И он сам тоже. Мы всю ее до последней капли вылили в умывальник.