Имре Уйвари - Особенный год

Я подошел к нему и потряс его за плечо:

— Вставайте! Оденьтесь и возьмите оружие! Пойдете на пост!

Вранек вскочил. Через несколько минут он ушел на пост со своей сменой.

Я чувствовал, что иду на риск, и потому волновался. Подошел к окну и ждал, что на этот раз выкинет Вранек.

Ветер становился сильнее. Через оконное стекло было видно, как он гнал снежные хлопья, бросал их из стороны в сторону. Волнуясь, я прижался лбом к стеклу и смотрел на голые деревья. Я старался отогнать от себя мысли о Вранеке, а они все лезли и лезли в голову. И тогда я начал потихонечку напевать себе под нос модную песенку, хотя и не любил шлягеров.

Спустя некоторое время ко мне подошел Чинча. Молча он смотрел в окошко на разбушевавшуюся стихию, а затем тихо прошептал:

— Пойти посмотреть, что он там делает? Боюсь, не натворил бы он еще чего.

— Не будем его без нужды опекать, пусть закаляется, — ответил я ему.

Чинча постоял немного рядом со мной, а потом подошел к кушетке и сел. Видимо, в тот момент он думал: «Поступайте как угодно. Я хотел сделать как лучше, но если вы не согласны, дело ваше. Мне все равно».

Командир отделения Чинча не знал, что и меня терзает любопытство. Мне так хотелось узнать, что же сейчас делает Вранек! Стоит ли он, как положено, на своем посту или, быть может…

Мысленно я уже стоял перед комбатом, который отчитывал меня.

«Вы знали, что он боится темноты?» — «Знал». — «Тогда почему же назначили его в караул?» — «Пусть привыкает». — «Чтобы он как можно скорее попал в тюрьму? Так вы воспитываете молодых солдат?»

Воображаемый разговор с комбатом отнюдь не успокоил меня.

Вдруг мне вспомнилась одна история. Не помню, где я ее читал. Один человек вспоминал свои детские годы. Он писал, что в детстве все его пугали то трубочистом, то нищим, то разбойниками. В его детском воображении сменяли одна другую картины ужаса. Даже в десятилетнем возрасте он боялся остаться в квартире один.

И вот однажды он решил, что ничего не будет бояться. Ночью он один вышел во двор и пошел в летнюю кухню. Сел на скамейку и, не зажигая огня, стал ждать. Прошла минута, вторая, и вдруг его охватил страх. Ему показалось, что скамейка под ним заскрипела. Он вскочил. От порывов ветра подрагивали стекла в окнах. Он побежал в комнату, но и там никак не мог успокоиться и до утра пролежал, не сомкнув глаз.

Став взрослым, этот человек так и не отделался от страха. Он боялся всего. В своих воспоминаниях он писал, что если бы тогда ночью в кухне ему удалось преодолеть страх, то, возможно, он навсегда бы поборол его и больше никогда не боялся.

Вранек тоже взрослый человек. К нам он прибыл из деревни, где, возможно, до сих пор осеняют себя крестом при каждом ударе грома, чтобы умилостивить бога. Быть может, и Вранека в детстве запугивали и никто не попытался помочь ему хоть однажды преодолеть свой страх. А жаль.

Я подумал: пусть эта ночь будет для Вранека испытанием. Я заставил солдата стоять на посту в темноте. Кругом метель, завывает ветер, со всех сторон раздаются непонятные звуки, а он, дрожа от страха, ждет, когда на него обрушится неведомая опасность. Он бы охотно убежал с поста, но не смеет этого сделать, так как ему положено стоять там, пока он не будет сменен или снят. Возможно, только страх перед военным трибуналом удерживает его от бегства. Сейчас он не смеет даже стрелять. Стоит и, озираясь вокруг, дрожит от страха.

«Но так ли? — неожиданно спросил я самого себя. — Стоит ли Вранек на посту?» Меня даже в пот бросило от такой мысли.

Я вспомнил одно из рассуждений полководца древности Зрини. Не помню точно, из какой оно книги, но смысл его вкратце сводится к следующему. Темнота в одном человеке рождает смелость, а в другом — страх. Многие люди ничего не боятся днем только потому, что их страх может быть замечен другими, а ночью они становятся трусами, так как надеются, что их позора никто не увидит.

Возможно, следовательно, что боится не только Вранек, но и солдаты, которые сейчас стоят на других постах.

Я уже не первый год командую ротой, но никогда раньше мне не приходило в голову, что солдат могут волновать такие вопросы. Для меня лично с детских лет слово «солдат» стояло рядом со словом «мужество». А теперь я вдруг понял, что не всегда и не для всех они неразделимы. Я знаю, что в бою бывают такие ситуации, когда солдату становится страшно. И моя обязанность, как командира, заключается в том, чтобы воспитать у солдата умение преодолеть любой страх.

Но как это сделать? Есть ли рецепт, по которому труса можно превратить в смелого человека? Я послал Вранека на пост, но мог ли я предположить заранее, каким будет результат? Эти два часа до очередной смены показались мне бесконечно длинными.

Без четверти пять Чинча встал с кушетки и, подойдя ко мне, спросил:

— Разрешите вести смену?

Я посмотрел на часы и сказал:

— Подождите еще немного.

Говорил я по возможности спокойным, безразличным тоном, хотя и сам сгорал от любопытства и нетерпения. Мне хотелось поскорее пойти и посмотреть, что там с Вранеком.

Ровно в пять разводящий повел очередную смену на посты, а я стоял на пороге караульного помещения и ждал. Ветер все так же свирепствовал, бросая в лицо хлопья колючего снега.

— Стой! Кто идет?! — услышал я уставной окрик часового с ближайшего поста.

— Разводящий со сменой!

— Разводящий ко мне, остальные на месте!

Затем ветер донес до меня слова Чинчи:

— Смена, на пост шагом марш!

Спустя несколько минут разводящий привел старую смену.

«Один… два… три…» — волнуясь, про себя считал я. Налицо были все солдаты, они шли в затылок друг другу. Замыкающим шел рядовой Вранек.

Отойдя от двери, я пропустил смену в караульное помещение. Я смотрел на посиневшие от холода лица солдат, стараясь отгадать по их выражениям, кто еще кроме Вранека боится стоять на посту.

Дьюла Надь снял с себя шинель и, бросив ее на топчан, не очень лестно отозвался о погоде.

Шевелла, быстро сбросив шинель, подскочил к горячей печке и обнял ее, отпустив соленую шутку.

Вранек не спеша снял шинель. Я с изумлением уставился на него: его китель был мокрым от пота. Я подошел к нему и испуганно спросил:

— Вы не заболели?

— Нет, — ответил солдат, не глядя на меня.

Больше я ни о чем его не спрашивал. Я понял, какими длинными показались Вранеку прошедшие два часа.

Дождавшись рассвета, я пошел проверять посты, точнее говоря, пост у склада боеприпасов. Рядовой Лукач, который стоял там в тот момент, так, видимо, и не понял, почему я долго и медленно бродил между деревьями. Он не мог знать, что я искал следы на снегу.

Внимательно осмотрев все вокруг, я пришел к выводу, что Вранек не сходил с поста и двигался только там, где это предусматривалось расписанием постов.