Имре Уйвари - Особенный год

Однако замполит не обратил внимания на мою реплику и продолжал:

— Важно, что товарищ Балатони не только сам примерен, но и борется за примерность каждого комсомольца. Я предлагаю принять его в кандидаты!

Затем слово предоставили Балатони.

— Я понимаю, что, вступая в партию, я беру на себя большую ответственность, — начал он. — Хочу быть в рядах коммунистов. Здесь про меня много хорошего говорили, но ведь я не один руковожу комсомольской организацией, в бюро и коммунист Варо, и Юхас, и… Обещаю работать лучше… — Он хотел еще что-то сказать, но голос изменил ему.

За прием проголосовали все.

— Поздравляю вас! — Я крепко пожал сержанту руку.

Собрание закончилось, и все разошлись по своим местам.

На рассвете после короткой артподготовки полк перешел в наступление. Когда рота поднималась в атаку, я заметил, что Балатони одним из первых выскочил из окопа.

Беды, как известно, наваливаются на человека кучей. Именно так они посыпались на Андраша Часара, хотя жизнь его и до этого не баловала и хорошо закалила. Детство, пришедшееся на первые послевоенные годы, он провел в семье кулака, у которого работал по найму. Отец тоже работал поденщиком.

Так они и жили до тех пор, пока односельчане не начали по секрету шептаться о том, что по соседству организован сельхозкооператив. Андраш с детским любопытством прислушивался к разговорам старших и однажды попросил отца сходить в кооператив и разузнать, не лучше ли им будет, если они туда вступят.

Вскоре они действительно вступили в кооператив, дела в котором шли совсем неплохо. Правда, контрреволюционный мятеж, вспыхнувший осенью 1956 года, довольно сильно потрепал их ряды. Многие, встав в кооперативе на ноги, решили выйти из него, рассчитывая, что единоличниками они заживут еще лучше.

Все это я говорю для того, чтобы легче было понять жизнь Андраша Часара. Перед армией Андраш женился. Отец и жена Андраша работали в кооперативе, так что нужды они ни в чем не знали.

Беды нагрянули месяц назад. Однажды Андраш получил письмо из дома, в котором сообщалось, что его мать с раковой опухолью увезли в больницу. Андрашу предоставили краткосрочный отпуск. Он побывал дома, навестил лежавшую в больнице мать. А вскоре после возвращения в часть Андраш получил телеграмму:

«Отца разбил паралич. Приезжай немедленно».

Я, разумеется, снова дал ему краткосрочный отпуск. Я с беспокойством начал следить за судьбой близких солдата, жена которого в то время была в положении. Через неделю Андраш вернулся из отпуска. Парня было просто не узнать: до этого он любил поесть, посмеяться, а теперь все свободное время сидел где-нибудь в уголке и молчал, думая о своем горе. Порой он даже не слышал подававшихся команд. Однажды командир отделения так отругал его за невнимательность, что парень ненадолго даже расплакался.

После этого командир отделения пришел ко мне и доложил:

— Товарищ капитан, с рядовым Часаром творится что-то непонятное. Он такой странный последнее время…

— Знаю, — перебил я его и тут же сказал, чтобы он был повнимательнее к парню.

Вызвав к себе Часара, я заговорил с ним о доме.

— Кооператив нам большой помощи оказать не может. Жена еле передвигается. Она на последнем месяце. Мать в больнице, а отец с трудом сидит самостоятельно в кресле… — Тяжело вздохнув, солдат замолчал.

— А как дома дела с уборкой урожая? — поинтересовался я.

— Во многих местах придется жать серпами, так как пшеница полегла.

— Я поговорю сегодня с командиром полка, может, он и отпустит вас домой на несколько дней, — сказал я Андрашу.

Полковник действительно разрешил отпуск, и Андраш уехал домой вечерним поездом.

На следующее утро ко мне пришел лейтенант Секереш и попросил, чтобы я поменял очередность и дал отпуск солдатам его взвода.

— Напрасно просите, сейчас очередь другого взвода.

— Мы с ними уже договорились поменяться, — ответил Секереш.

На следующий день несколько солдат из взвода лейтенанта Секереша пришли ко мне с просьбой отпустить их в краткосрочный отпуск.

— Да что на вас нашло?! — удивился я. — Подождите недельку и тогда получите отпуск.

И тут в канцелярию вошел еще один солдат. Он отдал честь, открыл рот, но ничего не сказал.

— Ну, что у вас, выкладывайте, — проговорил я. — Почему вы молчите? Уж не захотели ли и вы в отпуск? Говорите же!

Забыв о том, как нужно докладывать начальнику, солдат попросту заявил:

— Мы, товарищ капитан, хотели помочь Часару. Договорились, что по очереди отработаем в кооперативе по нескольку дней: пусть у его жены будет побольше трудодней. Вот поэтому и хотим…

Солдат смущенно замолчал. У меня перехватило горло. Я невольно вспомнил случай, когда ребята сделали подарок жене Шевеллы.

— Товарищ капитан, мы же хотим сделать как лучше. Почему бы нам и не пожертвовать своим отпуском ради товарища?

— Хватит! — крикнул я и пошел к командиру батальона, чтобы все рассказать ему.

— Бравые ребята, ваши солдаты, очень добрые, — похвалил моих парней комбат. — Если бы в каждом взводе была такая дружба, вот было бы хорошо!

В один прекрасный день взвод лейтенанта Секереша, возглавляемый командиром, с песней направился на станцию.

Вечером того же дня Секереш позвонил мне по телефону и сказал:

— Ну и удивились же жители села, когда мы туда приехали. А когда узнали, зачем мы пожаловали, от радости не знали, как нас поудобнее разместить. Жена Часара говорит, что даже не предполагала, что на свете столько добрых людей. Трое суток мы пробудем здесь…

И хотя я уже имел возможность убедиться в том, что солдаты всегда готовы помочь товарищу, я все же не представлял, что они способны на такое. Например, мне было трудно представить, чтобы Антал Калиста, в общем-то хороший человек, но очень жадный по натуре, согласился пожертвовать частью своего отпуска, лишь бы помочь товарищу. Или взять флегматичного Тимара, или же над всеми подсмеивающегося Лакатоша, а не то вечного сачка Репаши. Любопытно, как это они согласились?

На третьи сутки я поехал проведать взвод Секереша. Солдат я застал в поле, где они косили пшеницу. Когда я увидел их за этим занятием, сердце мое переполнилось радостью.

Мне было немного неудобно перед Шандором Хайду, который еще в апреле рассказывал мне о том, что в косовицу его будет сильно недоставать дома, так как старик отец один никак не управится с тяжелыми работами. Какое же я почувствовал облегчение, когда он, увидев меня в поле, сказал:

— Дома отцу зять поможет. Отец меня поймет. Здесь никак нельзя было поступить иначе.

Ко мне подошел председатель кооператива и негромко сказал:

— Я за свою жизнь много чего повидал, но такое встречаю впервые. Признаюсь откровенно, что я на это не рассчитывал. Я, разумеется, знал, что солдаты — народ дружный, но не думал, что они, как один, стоят за товарища…