Имре Уйвари - Особенный год

Отделение продолжало движение, расстреливая появляющиеся цели с ходу. Упражнение по стрельбе было выполнено на «отлично».

Вскоре после стрельб я снова разговаривал с Барати, который в ответ на мою похвалу сказал, что просто у него в отделении хорошие ребята, которые очень старались, все без исключения, даже Дани и тот на этот раз не подвел его.

Хотя моя рота и размещается по соседству с бронебойщиками, я почти не знаю солдат этого подразделения. Я познакомился лишь с двумя из них, и притом в необычной обстановке.

Когда я заступил дежурным по полку, начальник штаба предупредил меня о том, чтобы я время от времени заглядывал за казарму и проверял, все ли там в порядке.

Обходя казарму вокруг, я заметил недалеко от забора двух солдат, которые лежали в траве. Оба смотрели в небо и о чем-то негромко разговаривали.

Я посмотрел на часы: шел двенадцатый час.

«Вот я их сейчас прихвачу, — подумал я. — Время-то учебное».

Стараясь не шуметь, я подошел к ним и громко спросил:

— А вы что здесь делаете?

Солдаты проворно вскочили и, быстро застегнув пуговички на воротниках, доложили почти в один голос:

— Отдыхаем, товарищ капитан!

Я еще раз недоуменно посмотрел на часы. Однако не успел я задать следующий вопрос, как один из солдат опередил меня:

— У нас сейчас свободное время, товарищ капитан. Старший лейтенант Тот разрешил нам заниматься тем, чем мы пожелаем.

— С утра мы привели себя в порядок: постриглись, пуговицы пришили, а теперь вот отдыхаем, — сказал второй солдат.

Удивленный их поведением, я собирался спросить, на каком основании они отдыхают в учебное время, но первый солдат сам начал объяснять:

— Наш взвод сдал инспекторскую проверку на «отлично», вот нас и отпустили…

— Вот оно что! Соседи!.. — только и оставалось сказать мне. — А я и не знал об этом…

Солдаты по очереди представились мне. Невысокого звали Ференцем Пала. Он оказался более разговорчивым, чем его товарищ, Йожеф Винце.

— Знаете, как приятно вот так лежать на траве и ничего не делать, ни о чем не думать… — заметил Пала.

— Мы этот отдых по праву заслужили, — поддержал его товарищ, — у меня до сих пор ноги болят — так мы бежали в атаку…

— Нелегко нам пришлось, это уж точно, — заметил Пала. — Иногда мне казалось: черт с ним, с первым местом, я больше не могу. Когда мы первые, когда — другие…

— Вот ты какой человек! А еще слово давал!..

— А что можно поделать в такое время? Выругаешься про себя и бежишь дальше.

— Хотя иногда и правда нелегко приходится…

— Зато у нас ребята помогают друг другу. Я до армии на заводе работал, там у нас сплоченная бригада была, но здесь, во взводе, ребята еще больше сплочены. Командир нам часто говорит, что если мы будем очень стараться, то нам придется меньше тренироваться, а для отдыха больше времени останется. Солдаты помогают друг другу и никому сачковать не дают.

— Значит, сачкам спуску не даете? — спросил я.

— Командиру ведь не до этого: у него и других дел хватает, — ответил Винце.

— Это очень хорошо, когда солдаты спаяны и помогают друг другу, — заметил я.

— Такое не только у нас во взводе, но и в других подразделениях, — снова заговорил Винце.

— У вас, товарищ капитан, тоже не больно-то покуролесишь!

— А вы откуда знаете, какая дисциплина у нас в роте? — удивился я.

— Я сам вижу, не слепой, да и разговариваем мы часто с вашими ребятами, — объяснил солдат. — Другой раз, когда мы слишком расшумимся, а наших командиров не окажется в казарме, товарищ Герьен нет-нет да и призовет нас к порядку.

— Ваши ребята нам тоже помогают, — заметил Пала. — У нас со стрельбой из пехотного оружия дело не клеилось, так пришел товарищ Балатони и вызвал нас на соревнование по стрельбе из карабина и автомата. Отказаться неудобно было, вызов мы приняли и все свободное время готовились.

— Ну и каков же был результат? — спросил я, будто мне вовсе не было известно о том, как протекает соревнование.

— Когда как, по-разному, — дипломатично ответил Пала. — Важно то, что все мы научились стрелять.

— Значит, взаимодействие существует, не так ли? — спросил я.

— Еще какое! — поддакнул Винце. — Иногда мы сообща пропесочиваем сачков. Вот взять хотя бы вашего Хайека. Доброго слова он не понимает, мы сами не раз его одергивали. Все ему добра хотят, а он на всех плюет. Мы ему как-то пригрозили даже…

— Надеюсь, дальше угроз дело не зашло? — поинтересовался я.

— Я бы лично читать нотации ему не стал! — с чувством заявил Пала. — Разумеется, сначала сказать надо, ну а если это не помогает, тогда и проучить не мешает.

— Такие методы и на гражданке запрещены… — начал было я, но Пала не дал мне договорить:

— Я знаю. У нас на заводе людей, которые отравляют общую атмосферу, в два счета переводили на более трудную и низкооплачиваемую работу, а то и совсем увольняли. Жаль, что здесь такого нельзя делать.

— Это верно, — поддержал я солдата.

— Вот видите! Не терпеть же нам все выходки этого Хайека!..

— Терпеть, конечно, не следует, — сказал я. — Вы, я вижу, неплохо знаете, как идут дела в нашей роте. Вот и скажите: сколько недисциплинированных солдат у меня в подразделении?

Солдат немного подумал:

— Немного, но несколько человек все же есть.

— Несколько? А остальные хорошие, да?

— Да, хорошие.

— И если эти остальные возьмутся за одного-двух недисциплинированных, разве нельзя обойтись без «темной» или чего-нибудь подобного?

— Можно, конечно, но когда терпение лопнет…

— Оно всегда должно быть, — перебил я солдата. — Если коллектив начнет воспитывать нерадивого, тот обязательно исправится. Понимаете? Должен исправиться. Хайек тоже стал намного лучше. С целой ротой одному не справиться. Перед командиром такой еще может ломаться, а вот когда весь коллектив ему скажет: «Хватит! Довольно!» — тогда ему ничего не остается, как изменить свое поведение.

Пала и Винце согласились со мной, и я перевел разговор на учебу. Пала, в свою очередь, заговорил не о бронебойщиках, а о взводе лейтенанта Секереша, который за несколько дней до этого завоевал звание «Передовой взвод» и находился в центре всеобщего внимания.

— Хороший парень ваш скрипач Юхас, — заметил Винце.

— Знакомы с ним?

— Его все знают, — поддержал товарища Пала. — Наверное, и в других батальонах тоже. Он всегда готов помочь товарищу и, хотя много учился, носа не задирает, не гнушается никакой работой, даже уборкой, а она самая противная…

— Малоприятное занятие, но ведь вы не за кем-нибудь убираете, а за собой, не так ли?

— Конечно.

— Юхас и уборку делает так, что засмотришься и никак не поспеешь за ним.