Имре Уйвари - Особенный год

Я смотрел на солдат. Большинство из них сидели, втянув голову в плечи. Воротники шинелей от дыхания покрылись инеем. Кто-то недовольно ворчал, что мороз пробирает до самых костей…

Перед отправкой в горы нам сказали, что термометр показывает минус двадцать шесть.

«Двадцать шесть, если без движения, — подумал я. — А в кузове открытой машины, на ветру, намного больше. Но говорят, что так, без брезента, безопаснее. В случае аварии брезент помешает нам соскочить с машины…»

Шоки, вытянув шею, посмотрел на дорогу.

— Километров пять осталось! — бросил он и заерзал на месте, усаживаясь поудобнее.

— Да перестань ты наконец, — заворчал на него рядовой Янош Адачи.

— Ноги у меня замерзли, — словно оправдываясь, заметил Шоки и начал хлопать рукавицами по коленям.

Но вот машина остановилась. Лейтенант приказал солдатам сойти с машины.

Обычно солдаты мигом соскакивали из кузова на землю, но тут, одеревеневшие от мороза, едва шевелились.

Адачи помогал им спуститься с машины.

Шоки самостоятельно слез на землю и, попрыгав, пританцовывая на одном месте, с улыбкой сказал:

— Вот теперь хорошо.

Дойдя до склона горы, все стали на лыжи, облачились в белые маскхалаты и по команде медленно заскользили по склону. Первое отделение вел младший сержант Ференц Барди. Движения его были спорыми и ловкими. До армии он жил в Кесеге и Двендеше и там много ходил зимой по окрестным горам…

Младший сержант подал команду, и отделение стремительно помчалось вниз по склону. Барди прокладывал лыжню, поднимая на поворотах маленькие облачка искрящейся на солнце снежной пыли.

Следом за командиром спускался рядовой Пал Гурта. Вот он ускорил бег, но, делая поворот, потерял равновесие и упал. Солдаты, идущие за ним, не успели объехать его, кто-то громко чертыхнулся… Образовалась куча-мала.

Поднявшись, Гурта прибавил шагу и, решив про себя? «Будь что будет!», стремглав съехал вниз. Остановившись у подножия горы, он оглянулся и увидел копошащихся в куче товарищей, которые, наверное, ругали и его, и крутой неровный склон. Через минуту и они уже были у подножия.

Для меня лично такой спуск не был трудным, так как я с шести лет регулярно занимался спортом и отлично ходил на лыжах. Поднявшись до самой вершины горы, я стремительно скатился вниз, делая большие петли, и, резко затормозив, остановился как вкопанный перед солдатами.

Осмотрел тяжело дышащих ребят, большинство из которых неделю назад впервые увидели лыжи.

«Ничего, у нас еще достаточно времени, — подумал я. — Научатся».

Прокатавшись более часа по склонам гор, мы спустились в долину.

Лейтенант остановился перед взводом и скомандовал:

— Лежа заряжай!

Меня, как младшего командира, эта команда не касалась. Я обязан был проверять, как солдаты выполняют команды. Они улеглись на снегу и изготовились к ведению огня. Я подошел к рядовому Бенце, проверяя, как он лег, и шепотом спросил:

— Обмундирование теплое?

Он удивленно вскинул на меня глаза и ответил:

— Обмундирование-то теплое, но вот руки ужасно мерзнут. — И, секунду помолчав, добавил: — Да и автомат так настыл, что пальцы прилипают к металлу.

Командир взвода видел, как неуклюже ложился на снег окоченевший пулеметчик. Хождение на лыжах для пулеметчика не новинка, так как дома до армии он немало походил на них по Ноградским холмам. Но там все выглядело совсем по-иному. Тогда он оказывался на снегу только случайно, когда падал. А здесь он должен ложиться на снег по команде, и не один раз, а двадцать и больше…

Командир взвода подошел к пулеметчику и объяснил ему, что стрелять метко он сможет только тогда, когда правильно и удобно заляжет.

На лице рядового Бенце словно написано, что в данном положении он чувствует себя отнюдь не удобно. Услышав слова команды, он машинально бросился на землю, не спуская глаз с дороги. И так несколько раз подряд.

— Черт возьми, куда запропастилась наша машина? — шепнул он соседу. — Пора бы уже подвезти завтрак.

— Лишь бы чай горячим привезли, не как вчера… — бросил ему сосед.

Этот беглый разговор был прерван новой командой лейтенанта:

— Лежа заряжай!.. Встать!.. Лежа заряжай!..

Бенце стащил с руки перчатку, в которой было неудобно и держать автомат, и целиться. А он хотел научиться стрелять в горах, так как через несколько дней у них должны начаться настоящие боевые стрельбы. Бенце, конечно, мог бы сделать вид, что целится, но он не хотел этого. Зачем? Кого он этим обманет? Никого, разве что только себя. Цель-то все равно нужно будет уничтожить самому…

Он подышал на руки, чтобы хоть немного согреть, растер их, Качая головой, на чем свет про себя ругал он мороз. Солдаты то и дело поглядывали в сторону дороги.

«Куда же запропастился этот Арокаи? Уже полчаса назад следовало бы позавтракать», — думали они, ничего не спрашивая.

Офицер, словно отгадав их мысли, успокоил солдат:

— Скоро приедет, не волнуйтесь.

Бенце бормотал что-то сквозь зубы, по-видимому, ругал Арокаи. В машинах он ничего не смыслил, но стоит только Арокаи застрять, как Бенце уже жалит его своими нелестными замечаниями.

Команда «Лежа заряжай!» раздавалась все реже. Лейтенант понимал, что сейчас самое время подкрепиться горячим чаем с бутербродами.

— Нужно посмотреть, где застрял наш Арокаи! — громко проговорил он.

— Конечно, нужно, — поддержал командира Бенце, лихорадочно соображая в это время, как и, главное, на чем можно отправиться на поиски шофера, который привез их сюда, а сам на своем «чепеле» уехал за завтраком да и пропал.

Лейтенант жестом руки подозвал меня к себе, и я, оттолкнувшись несколько раз палками, ловко подъехал к нему.

— Вам это не трудно сделать! Езжайте на дорогу, посмотрите, не застрял ли где в снегу наш «чепель».

Я обрадовался этому приказу, так как мне уже порядком надоело поправлять солдат, изготовившихся к стрельбе лежа на снегу.

«Чепель» я нашел стоящим посреди дороги на полпути от лагеря.

Арокаи заметил меня, когда я подъехал совсем близко. В руках он держал два ключа.

— Ужасный холод, — сказал он. — Берешь ключ, а он выпадает из рук.

Забравшись на крыло, он склонился над мотором.

— Что случилось? — спросил я.

— Мотор почему-то заглох, — пыхтя ответил шофер и начал колдовать над карбюратором. — Ехать нужно, а он, как назло…

Лицо у Арокаи покраснело, на лбу выступили капли пота. Растерев немного руки, он снова склонился над карбюратором. Одной рукой он трогал жиклеры, а другой опирался о крыло.

— А железо-то на морозе кусается! — проговорил Арокаи, согревая дыханием то одну, то другую руку.

Я хорошо знал Арокаи. Он слыл толковым шофером, хотя профессию эту освоил уже в армии. Прежде он работал на текстильной фабрике техником и был довольно-таки далек от автомобиля.