Полина Жеребцова - 45-я параллель

Приближалась дата визита к Пилату, или к Савелию Аркадьевичу, как звали русского прокурора. Но на мамино здоровье полагаться было нельзя. Она могла внезапно закатить истерику, разрыдаться и проклинать весь мир. Затем вновь шутила и смеялась как ни в чем не бывало. Я поила ее мятой, валерьянкой и пустырником. Периодически мама кричала, что уйдет в лес, забрав с собой кошек, чтобы начать жизнь Робинзона Крузо.

Мне жаловаться не разрешалось, что бы ни случилось. Засыпая, мама охала, будто вокруг продолжалась война. Ей несколько ночей подряд снилась моя подруга детства Аленка, запертая в клетке с лешим и водяными. Мама каждый раз пыталась спасти Аленку, вытянуть из болота, но бесполезно. Клетку тянуло на дно. Проснувшись, мама стряхивала с себя кошек и шла в туалет, который покрывался наледью за ночь. Требовалось немалое мужество, чтобы зайти в такую уборную.

Пересказывая свой сон, мама умудрилась расплескать чай, и меня охватило сомнение, что ей стоит идти к Пилату. Но она настаивала и даже стукнула кулаком по столику, отчего тот закачался. Пришлось согласиться.

В прокуратуре нас встретила вахтерша с опухшей физиономией. Ее мышиные глазки смотрели с такой ненавистью, что мы с мамой невольно сделали шаг назад, а затем, вспомнив, откуда прибыли, набрали в грудь воздуха и объявили:

– Нам назначено!

Вахтерша выглядела лет на шестьдесят и, судя по всему, провела всю жизнь на наблюдательном посту. До нас она выгнала пришедших с очередной просьбой, запустив в них грязный мокрый веник. Это означало, что человек тренируется каждый день и овладел особым мастерством. Но мы тоже не лыком шиты, поэтому я сразу показала просроченный журналистский пропуск, настойчиво повторив, к кому мы пришли.

Вахтерша восседала за полкой для белья – такая была у моего деда, а стул женщине заменяла стопка книг по истории КПСС.

– Неудобно, наверное, сидеть, – посочувствовала ей мама.

Вахтерша прищурила по-китайски левый глаз и прорычала:

– Табуретке настал кирдык!

Это было неудивительно. Весила вахтерша не менее центнера.

Потертые обои, местами превратившиеся в бахрому, немного скрашивал портрет президента, смотревший на входящих с иронией ядовитого ужа.

– Вы доложили, что мы здесь? – спросила мама.

Сесть нам никто не предложил, да и некуда было садиться, разве что на щербатый деревянный пол.

– По какому вопросу? – ощетинилась вахтерша. – Наглый у вас вид!

– Мы из Чечни, – сказала я.

После этих слов вахтершу перемкнуло: она сделалась безразличной и даже прилегла на бельевую полку, тревожно заскрипевшую под ней.

Мы с мамой простояли час, периодически спрашивая, когда нас примут. Но вахтерша не издавала ни звука.

– Позвони Юлии, – подсказала мама. – Иначе нужно возвращаться, а я этой кикиморе не уступлю. Слышала, кикимора?

Последний вопрос, адресованный вахтерше, та пропустила мимо ушей, издав презрительный храп.

Надо отдать должное тетушке Юлии, она сразу поняла нашу проблему и сама позвонила Пилату, номер телефона которого мы не знали. Прошло еще минут двадцать, дверь-решетка за спиной вахтерши лязгнула, и к нам вышел пожилой представительный мужчина.

– Добрый день! Почему не проходите?

– Мы уже больше часа ждем! – посетовала мама.

Вахтерша продолжала изображать спящего дракона, а прокурор не решился ее будить. Он махнул нам рукой, чтобы быстро заходили, и сам прокрался на цыпочках до своего кабинета.

– Вахтерша у нас – как цепной пес. За это и держим. Вы присаживайтесь, поговорим.

Кабинет Савелия Аркадьевича выглядел бедно, но прилично: в нем стоял диван, стол и кресла. Мама начала излагать ситуацию с академической справкой. Терпеливо все выслушав, Пилат пообещал уладить дело, после чего проводил нас через служебный вход, опасаясь разбудить чудовище, караулившее официальные врата.

Я бежала по улице и тащила за рукав маму, а под сапогами хрустел снег. Часы показывали, что мы опаздываем на собеседование. Каждую неделю, просматривая газету с объявлениями, я следила за новыми вакансиями.

«Требуется менеджер в компанию, продающую энергетическую добавку – китайский волшебный рис «Шурши», – гласила надпись на первой странице. – Зарплата менеджера приличная!»

Это хотя бы не эротический театр, попробовать стоило. Люди третьего сорта – с чеченскими паспортами – были обречены на безработицу. Выбирать не приходилось.

Соискателей собрали на частной квартире, пообещав прочитать лекцию о необычном рисе. Никто ничего не понимал, уставшие, запуганные люди толпились в прихожей и в подъезде, опираясь на перила.

– Набирают менеджеров! – слышался шепот. – Престижная должность, не будем голодать…

– Я молодая, меня возьмут, – радовалась девушка лет семнадцати.

Святая простота, здесь же одни аферисты!

Мой крик едва не вырвался из груди, но я вовремя спохватилась, встав в длинную очередь вместе с матерью.

Робкая надежда замаячила, как золотая рыбка: вдруг наши мучения закончатся, и ночевать на улицах не придется? Будет вдоволь еды, мы сможем оформить местную прописку, чтобы никто не преследовал нас как «чеченцев».

В ожидании лекции о пищевых добавках, которая все время откладывалась, я познакомилась с четырнадцатилетней Кристиной. Рассказала ей сны, в которых меня пытались растерзать волки, а я била их палкой, не позволяя подойти близко.

Когда спустя два часа нас все-таки пригласили внутрь, ведущая показала ролик на проекторе, и стало ясно, что это не более чем очередные жулики, распространяющие веселящие таблетки, которые почему-то назывались «Шурши».

– Благодаря волшебному рису, вы станете смелыми, вам будет безразлично, что происходит в стране! Вы будете чихать на телевизионные новости, – объясняла ведущая. – В древности людей, принимающих этот рецепт, называли «счастливые панды».

– Боже мой! – прошептала, протиснувшись ко мне Кристина. – Такой разводки не было даже в детдоме…

Между тем ведущая вскарабкалась на стол рядом с проектором, чтобы ее видели и задние ряды, и заявила, что сотрудники фирмы обязаны сами принимать волшебный рис, покупая его не меньше, чем на десять тысяч рублей в месяц. Это были баснословные деньги!

У присутствующих понуро вытянулись лица. Нищие и обездоленные, пришедшие в поисках рабочего места люди готовы были зарыдать, а я просто вздохнула с облегчением и начала рассказывать Кристине о местной больнице, откуда меня выгнали, отказавшись лечить без денег и медицинского полиса.

Черноглазая исхудавшая девочка посоветовала:

– Ты никому не говори, что приехала из Грозного. Люди обратят это во зло! Молчи о месте рождения!

Кристина сказала, что ее мать умерла от алкоголизма, а отец сдал трехлетнюю малышку в детский дом. В детдоме Кристину ежедневно избивали. Зверствовали воспитатели и старшие подростки. За проступки воспитанников не кормили. Глубокие рубцы и шрамы остались у девочки по всему телу.