Полина Жеребцова - 45-я параллель

– Ты замерзнешь, – сказала я Николя. – Надень шапку или кепку.

– Смерть не обмануть, – подмигнул он. – А красота вечна. Ты замечаешь, какой сочный воздух? Скоро из земли прорастут зеленые травы!

– Травы? – Я решила, что Николя шутит.

Эльфийская хрупкость дополняла его образ. Словно река в каньоне, манила и завораживала тонкая лента, извиваясь в длинных темно-каштановых волосах. Лента овивала тяжелые пряди, соединяя их в небольшие отрезки и вместе с тем разделяя общий поток ниспадающего шелка, отчего создавалось ощущение, что передо мной не современный человек, замученный повседневным бытом и способами выживания, а пришедший из шумерских сказаний юный дух ветра.

Николя посмотрел на меня с улыбкой, и я поняла, что добрый смех искрится в глубине его зеленых глаз.

– Ты не замечаешь прекрасного, – Николя затянулся сигаретой. – Война уничтожила красоту восприятия. Но это со временем пройдет…

Легкие снежинки падали на его прическу в виде хвоста с перетяжками, отчего Николя выглядел загадочным, как музыкант или актер на далеком Западе.

Не выдержав, я похвасталась, что недавно мы купили утюг. В утюг можно заливать воду, и он пыхтит, только гладить им нечего.

– Мы не собирались его покупать, но продавщица уговорила. Наверное, она соблюдала свою выгоду…

– Вы потеряли веру в людей, – ответил Николя.

Захар молчал всю дорогу, терпеливо слушая мои рассказы о войне и дневниках. Около дворика, вокруг которого ютились халупы, к нам подошел бездомный старик, которому иногда я подавала мелочь. Несмотря на то, что бездомный не имел возможности помыться и вдоволь поесть, он всегда отличался жизнерадостностью. Заметив нас, он загорланил беззубым ртом песню о том, что весна – молодая девица в шелковых нарядах.

– Когда люди подают ему милостыню, он покупает хлеб и делится с птицами, – сказала я.

– Значит, мы не зря шли пешком и сэкономили на билетах. – Захар протянул нищему десять рублей.

У меня тоже нашлись монетки.

Мы подали старику со словами: «Примите от безработных!», а он в ответ прокричал:

– Я вас люблю!

Хозяйка жилища крутилась у разбитого сарая. Судя по всему, она наведалась за оплатой.

– До встречи! – Захар и Николя попрощались, несмотря на мое приглашение остаться на чай.

Сунув руку в карман за носовым платком, я вытащила двести долларов. Сумасшедшие! Надо при случае вернуть. Я отчетливо понимала, что ребята из благородства пожертвовали питанием на месяц, чтобы помочь малознакомым людям.

Мать, приметив хозяйку, вышла навстречу и сразу завела разговор о мышах, муравьях, жуках и огромных земляных червях, облюбовавших наше пристанище. И это за 4500 рублей в месяц!

Хозяйка внимательно выслушала ее и ответила:

– Нечего бояться безобидных животных!

– Зимой черви спали, а теперь проснулись и бодро шастают по жилью, – подойдя поближе, сказала я.

– И что с того? Дому сто пятьдесят лет! Как он до сих пор не рухнул! – парировала хозяйка.

Мама горько вздохнула, дала ей деньги за две недели проживания и попрощалась.

Разливая по тарелкам макаронно-луковый суп, мама сообщила, что мы перемещаемся в одиннадцатиметровую комнату, поскольку средств арендовать что-то другое нет.

Кошки терлись о ноги и мурчали. Полосатик выглядела счастливой, у нее родилось двое котят.

После обеда я отправилась продавать сережки. Мимоходом заполнила четыре анкеты на должность продавца в надежде, что кто-то пожалеет и возьмет беженку на работу, а затем по объявлению нашла водителя «газели». Его звали Женя, и мы договорились о переезде на середину марта. Захар и Николя вызвались помочь с погрузкой, которая обычно целиком взваливалась на меня. Металлические стеллажи, кровать, раскладушка, мешки с книгами, одежда и кошки были нашим имуществом.

Мама хваталась за сердце. Она не могла поднимать тяжести.

На Масленицу у тетушки Юлии я познакомилась с ее дочерью Эльвирой, приехавшей из Москвы.

Здесь, на периферии, Москва кажется другой вселенной, где живут состоятельные люди. Эльвира, ровесница моей матери, развеяла этот миф, сообщив, что на столичных вокзалах и в метро бездомных и нищих никто не замечает. Они вместе с детьми живут в коробочных городках, а мимо хладнокровно ходят более удачливые россияне.

Легко упасть в пропасть. Попробуй над ней воспари…

Блины со сметаной и красной икрой, как положено на Масленицу, подавались с квасом. На столе, помимо кваса, был вишневый компот в янтарном графине и бутылка золотистого вина. Я рассматривала Эльвиру с любопытством: пусть формально мы и не близкие родственники, но эта женщина была из моего рода. Пышная, статная, со светлыми волосами, ниспадающими крупными прядями, она работала врачом, и эта должность позволяла ей два раза в год отдыхать в Турции и Египте, чем она гордилась, показывая фотографии в телефоне. Оставшись без мужа, погибшего в автокатастрофе, Эльвира воспитывала двух приемных сыновей. Мы – седьмая вода на киселе – были ей не нужны. Она согласилась покормить нас, стесняясь рассказов о чеченской войне, поскольку за столом присутствовали другие гости.

– Нет! Нет! Не нужно вспоминать о том, что вы пережили, – вежливо, но властно перебила нас Эльвира. – Наше государство главное на планете! Наш любимый президент никогда не совершает ошибок! Если кому-то не повезло и его дом разбомбили, это не проблемы руководства страны. Мы хотим видеть Россию сильной, мощной державой, перед которой склонится весь мир, и других разговоров за столом не позволим.

Тетушка Юлия попробовала слабо возразить, что мы имеем право на память, но взрослая дочь пресекла заступничество, погрозив ей пальцем.

Мы сидели в чужом доме, среди чужих людей, которые нас не слышали и не хотели слышать.

Эльвира не была злой или надменной. Она – порождение советской эпохи, предпочитала закрывать глаза на все, что совершала власть, поскольку это не касалось лично ее. Таких людей в России необычайно много.

Выпив несколько бокалов золотистого вина, Эльвира подобрела и задорно хохотала, рассказывая неприличные анекдоты. Русская женщина может пить вино, это не считается недозволенным, как у нас в Чечне, где за подобный грех убивают.

Тетушка Юлия налила в бокалы мне и маме компот из вишен, а Эльвира искренне недоумевала, почему мы не пьем алкоголь.

– Вы больные?! – сделала круглые глаза она.

Мама отшучивалась, а я ответила, что пить вино – это грех.

– Пещерные люди! – определила Эльвира. – Совсем чокнулись в Чечне среди мракобесов.

И, видимо решив развить данную тему, продолжила:

– Я не националистка, не расистка. Но! Кавказские народы живут кланами. От стариков зависит судьба молодых. Выбора нет ни у кого. Все предписано. Тем, кто не подчиняется, – смерть от своих же родных: брата или отца. В семьях покрывают убийц, создают им алиби. Женщина не может надевать современную одежду. Нельзя заключить брак по любви, не дозволено выйти замуж за мужчину другой национальности. Вы думаете, я не знаю Кавказ? Я прожила здесь полжизни, перед тем как уехать в Москву!