Евфимия - Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях

Кем были женщины, отбывавшие епитимию в северных женских монастырях? В основном крестьянками. Так, по данным на 1846 год, из 36 женщин, находившихся на исправлении в Холмогорском монастыре, двадцать восемь были «крестьянскими женками и девками». Из оставшихся восьми три происходили из мещанского сословия, две – из духовного сословия (одна – вдова священника, другая – «Челмоходского прихода девка Вера Гагарина, исключена из духовного сословия»), две были «солдатскими женками», одна – дочерью матроса. В 1850 году из 33 женщин, находившихся на исправлении в Холмогорском монастыре или еще «имевших поступить» туда, все были крестьянками, причем одна из них – «дворовая г-на Шахларева Пелагея Григорьева 37 лет», – даже крепостной.

Имеются лишь два упоминания о пребывании на исправлении в северных женских монастырях представительниц дворянского сословия. Так, в 1836 году в Горний Успенский монастырь на год была отправлена дворянка В. Комаловская, уроженка Вологодской губернии. А в 1891 году в Холмогорском монастыре отбывала четырехмесячную епитимию жена чиновника, дворянка Варвара Ермолина. Обе эти женщины были отправлены в монастыри за прелюбодеяние.

Средний возраст лиц, находившихся на исправлении в северных женских монастырях, составлял 20–30 лет. Впрочем, среди них встречались женщины и более старшего возраста. Так, сектантке-хлыстовке Варваре Лужниковой было 50 лет, а крестьянской вдове Евдокии Семаковой из Шенкурского уезда, отбывавшей в 1846 году епитимию за прелюбодеяние, было к этому времени уже 53 года.

Старейшей среди женщин, находившихся на исправлении в северных женских монастырях, была «Кемского уезда крестьянская вдова Варвара Семенова от роду 66 годов», не бывавшая у исповеди и причастия от рождения, вероятно, старообрядка. А самой юной заключенной была уже упомянутая 14-летняя Ольга Жохова, малолетняя прислуга, убившая ребенка, которого ей поручили нянчить.

Иногда на епитимии в монастырях находились и матери с детьми. Так, в 1850 году в ссылке в Холмогорском монастыре на исправлении находилась жительница Кемского уезда Федосья Иванова вместе с дочерью Марией – «за небытие у исповеди и святого причастия» в течение длительного времени. Жена чиновника Вера Ермолина, отбывавшая четырехмесячную епитимию в Холмогорском монастыре, привезла туда с собою «сына Николая 6 недель и дочь Августину 4 лет». 27-летняя крестьянка из Усть-Цильмы Татьяна Тиранова, отправленная в 1915 году на годичную епитимию в Ущельский монастырь, проживала там вместе с трехлетним сыном.

Конечно, кому-то может показаться несправедливым, что вместе с матерями страдали и ни в чем не повинные дети. Однако это не совсем так. Как видно, женщинам, отправлявшимся на исправление в монастыри, просто негде и некому было оставить своих детей, поэтому они были вынуждены брать их с собой. А в монастырях и для них находились и кров, и пропитание, и присмотр со стороны монахинь…

В случае, если женщина, подлежавшая отправлению в монастырь, была беременна, она получала отсрочку до рождения у нее ребенка. Так, приговоренная в 1863 году к заключению в Холмогорский монастырь на полгода за сожительство с братом своего мужа крестьянка Наталия Лудкова прибыла туда только три года спустя, в ноябре 1866 года, когда родила ребенка и он чуть подрос.

На исправление в монастырь женщины попадали согласно распоряжениям духовной консистории, а также по определению земских судов. Так, в 1846 году «Холмогорского уезда Верхнематигорского прихода крестьянская девка Парасковья Климентьева» за совершенное ею любодеяние была помещена на шесть месяцев в Холмогорский монастырь «по указу Архангельской духовной консистории от 12.12.1845 г. за № 5286; помещена по определению Холмогорского земского суда от 26.05.1846 г.».

В деле Натальи Лудковой, обвиненной в кровосмешении, окончательное решение выносилось Архангельской духовной консисторией совместно с Архангельской палатой уголовного и гражданского суда. Определение о заключении в Шенкурский Свято-Троицкий монастырь воровки Марии Завьяловой было вынесено Архангельским окружным судом. Юная поджигательница деревни Дураково, Мария Кириллова, была отправлена в Горний Успенский монастырь по распоряжению прокурора областного суда и по указу Вологодской духовной консистории.

Степень строгости содержания определялась тем, за какую провинность было прислано на исправление то или иное лицо. Если женщины, обвиненные в безнравственных поступках, пользовались относительной свободой в стенах монастыря, то уголовные преступницы содержались на положении заключенных, в отдельном помещении и под охраной. Однако сведений о том, что они подвергались издевательствам со стороны монахинь или настоятельниц монастырей, нет.

Женщины, находившиеся на исправлении в монастырях, не имели права покинуть их до истечения срока епитимии. Исключение составляли только случаи, когда для этого находились «какие-либо веские причины, которые указывались в прошении, например по причине расстройства здоровья и невозможности пребывать в обители» [74]. Они были обязаны заниматься «черными», то есть тяжелыми, трудоемкими работами. В систему их перевоспитания входили посещение богослужений, молитва, исповедь. Ежегодно каждой из них игуменья давала характеристику. Положительные характеристики были, например, такими: «Исполняет с усердием, ведет себя хорошо» или «Исполняет как должно и ведет себя добропорядочно».

Впрочем, не всегда монахиням удавалось добиться перевоспитания лиц, присланных в монастырь на исправление. Так, в 1850 году одной из женщин, «Пинежского уезда крестьянской девке Ольге Корытовой», отбывавшей в Холмогорском монастыре годичную епитимию за прелюбодеяние, была дана следующая неутешительная характеристика: «Успехов в увещании к исправлению по дурному ее поведению ожидать нельзя». Подобным образом могло обстоять дело и в отношении переубеждения старообрядок, в чем в «Историческом описании Холмогорского монастыря» глухо признается диакон А. Фирсов: « Насколько плодотворна была деятельность в этом отношении инокинь – точно сказать нельзя, тем не менее раскольницы, по-ви димому, раскаивались и после присяги не держаться впредь раскола водворялись на родину ».

Сроки пребывания женщин на «исправлении» в монастырях были различными. Они зависели от характера проступка, за который те попадали в монастырь. Например, срок принудительного пребывания в монастыре за скандальное поведение и пьянство составлял всего несколько месяцев. Так, в 1876 году жена священника из Вологодской епархии Ираида Беляева была отправлена в Горний Успенский монастырь за буйную и нетрезвую жизнь на три месяца, а спустя три года за аналогичную провинность – опять на три месяца. Жена причетника Мария Казанская, сбежавшая от мужа, «для научения смирению и повиновению, …для побуждения к совместной законной с мужем жизни» была отправлена в тот же монастырь на месяц.