Евфимия - Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях

Монастырская богадельня представляла собой «больницу на 5 кроватей, где призревались престарелые болящие сироты духовного звания: священническая дочь Ольга Кириллова, расслабленная почти 14 лет; дьяческая вдова Анна Попова, разбитая параличом 21 год; священническая вдова Анастасия Семенова Федорова… и священническая дочь Александра Денежникова (ныне монахиня Филиппия)».

Вероятно, этот рапорт был ответом на решение состоявшегося в январе 1891 года Епархиального съезда духовенства открыть при монастырях богадельни. Сколько времени функционировала эта богадельня, неизвестно. Однако впоследствии она прекратила свое существование, так что в отчете о состоянии женских монастырей Архангельской епархии на 1914 год говорится, что больниц и богаделен ни в одном монастыре нет. Впрочем, и в Вологодской епархии дела с богадельнями обстояли ненамного лучше. Так, по данным на 1912 год, богадельни имелись лишь в Устюжском Иоанно-Предтеченском и Яренском Крестовоздвиженском монастырях.

Казалось бы, после знакомства со всеми этими неутешительными цифрами читателю остается только вздохнуть и развести руками. И упрекнуть меня в том, что я еще смею говорить, будто северные монастыри занимались призрением престарелых и сирот. Но здесь как нельзя лучше подходят слова персонажа старинной украинской комедии: «Так-то оно так, да все ж не совсем так».

Дело в том, что нередко игуменьи северных женских монастырей, не создавая в них специальных богаделен, принимали одиноких больных или престарелых лиц. И это служило своеобразной заменой богадельням. Если эти лица были хорошо материально обеспечены, они вносили вклад за поступление в монастырь. Бедные принимались и без вклада. Официально такие женщины считались послушницами, хотя при этом могли не нести никаких послушаний. Так, по данным на 1901 год, в Горнем Успенском монастыре проживало одиннадцать женщин в возрасте 45–77 лет, не имевших послушаний. При этом восемь из них были вдовами – две мещанские вдовы, две крестьянские, две вдовы чиновников, одна вдова полковника. Вполне возможно, что, оставшись в одиночестве после смерти мужей, эти женщины решили поселиться в монастыре.

На старости лет в монастыри уходили не только вдовы, но и одинокие незамужние женщины. Например, в 1904 году в Сурский монастырь поступила 75-летняя мещанская девица из Архангельска Анна Быкова. При этом она внесла туда вклад в сумме 1500 рублей. В Сурском монастыре она считалась послушницей, но никаких послушаний не несла. В послужном списке ее послушание обозначено так: «Во время богослужений всегда бывает в церкви». Анна Быкова прожила в Сурском монастыре около двух лет. В 1906 году она умерла от старости. За такой же вклад в 1500 рублей в Сурский монастырь поступила некая Мария Федоровна Колбасникова. Она тоже числилась послушницей, однако не сразу получила благословение носить одежду послушницы, в связи с чем в своем письме праведному Иоанну Кронштадтскому, наряду с жалобами на плохое зрение, просила его «благословить, чтобы матушка поскорее одела».

Призрение одиноких пожилых женщин – тех же вдов, – из различных сословий имело место и в других монастырях. Так, в 1889 году в Горний Успенский монастырь за вклад в 1000 рублей поступила помещица В. Е. Волоцкая; в 1898 году в этот же монастырь за вклад в 450 рублей поступили крестьянская девица из Грязовецкого уезда Татьяна Зарадская, а также крестьянская вдова Иулиания Зарадская с дочерью Анной. В 1913 году в Шенкурском Свято-Троицком монастыре поселились солдатская вдова Е. В. Домрович, внесшая вклад в 500 рублей, и крестьянская вдова А. В. Асташева, чей вклад составил 700 рублей. А ранее, в 1912 году, в этот же монастырь за вклад в 1000 рублей поступила вдова чиновника Ф. Л. Тимоскина вместе со своей сестрой Надеждой Цветковой. В 1919 году некая Р. А. Богданова внесла за поступление в Холмогорский Успенский монастырь 1000 рублей.

В ряде случаев одинокие престарелые женщины жили в монастырях достаточно долго, так что успевали даже принять монашеский постриг. Так, с 1879 года в Холмогорском Успенском монастыре проживала 85-летняя монахиня Евстолия, вдова священника Петра Варфоломеева, носившая в миру имя Матроны. Она поступила в монастырь в 1863 году, когда ей было уже 70 лет, а спустя двенадцать лет была пострижена в мантию. Одновременно с нею была пострижена с именем Никандры 98-летняя вдова капитана 2-го ранга Фекла Левина, поступившая в Холмогорский монастырь в 1858 году, когда ей был 71 год. С учетом возраста, в котором эти женщины стали послушницами, их можно отнести к категории пожилых женщин, призреваемых в монастыре.

В ряде случаев одиноких престарелых женщин принимали в монастыри и без всякого вклада. Например, в 1876 году по распоряжению епархиального архиерея в Горний Успенский монастырь была помещена старуха Анна Беляева, мать диакона вологодской Сретенской церкви. В 1901 году в том же монастыре проживала 70-летняя Параскева Строкина, дочь умершего звонаря Вологодского кафедрального собора.

Но монастыри могли принимать без вклада одиноких старушек не только из духовного сословия. Так, в 1914 году в Ущельский монастырь поступила послушницей 86-летняя неграмотная солдатская вдова Пелагия Ивлева, прожившая там до 1917 года. Хотя, судя по ее возрасту, она не могла нести никакого послушания, сведений о том, что она была принята за вклад, нет. Так что можно предположить, что старушку приютили в монастыре безвозмездно.

Аналогичным образом обстояло дело и с другой послушницей, 80-летней неграмотной крестьянской девицей Натальей Сергеевной Барановой, которая поступила в тот же монастырь в 1913 году в возрасте 79 лет. Так что вряд ли есть основания обвинять северных монахинь в корыстолюбии – отнюдь не всегда решающую роль в принятии одинокой старушки в монастырь играл размер ее сбережений.

Но в истории северных женских монастырей XIX – ХХ веков был случай, когда женская обитель дала приют… мужчине. Нет, речь идет не о какой-нибудь клоунаде с переодеваниями, столь любимой зарубежными кинорежиссерами, когда некий авантюрный юноша выдает себя за девушку, а о самом обыкновенном старике. В послужном списке насельниц Ущельского женского монастыря за 1909 год под № 62 упоминается «призреваемый в монастыре дряхлый старик Петр Северианов Калмыков» восьмидесяти лет.

Послужной список за 1914 год в некоторой мере проливает свет на происхождение этого старика. Судя по данным, приведенным в этом послужном списке, Петр Калмыков был крестьянином-вдовцом и проживал в Ущельском монастыре с 1905 по 1914 годы. Однако почему он поселился именно в женском монастыре – неизвестно. Он вполне мог быть как родственником кого-либо из сестер монастыря, так и просто одиноким и безродным стариком, которого из жалости приютили монахини.