Надежда Нелидова - Топот балерин [сборник]

Да и перед кем красоваться, господи? На бесплатных компьютерных курсах, куда Алёна недавно записалась, одни древние бабки.

Приходит белый и лёгкий, как куриная пушинка, старичок — бывший агроном из Ярославской области. В чём душа — а ему, ни жить, ни быть, нужно написать мемуары и послать в Москву, в сельскохозяйственную академию. Говорят, уже накропал два тома, с иллюстрациями и фотографиями.

Смех и грех, о чём мемуары-то? Об усовершенствовании конной сеялки в колхозе «Светлый путь» в 1924 году? Или о борьбе со злостными вредителями полей Нечерноземья — сусликами, путём затопления нор водой из бочек?

Дедуля грызёт пластмассовыми челюстями науку «ворда» и электронной почты.

Прочих курсанток учат разному: записываться через Интернет на приём в поликлинику, платить «коммуналку». Кто-то ищет сайты по цветоводству, кулинарии и вязанию макраме. Кто-то хочет говорить по скайпу с обожаемыми внуками.

У Алёны нет ни огорода, ни детей, ни внуков. На всю жизнь хватило шумных, как галчата, детей в садике. Сорок лет отбарабанила воспитателем. Сорок лет, каждый год группа в тридцать оголтелых галчат — ну-ка, посчитайте.

Но, как вышла на пенсию, сиднем сидеть в четырёх стенах — тоска зелёная. Пошла было в ветеранский кружок при ЖЭКе: пить чай с уценёнными каменными пряниками и зубодробительными карамельками. Надеть тяжёлые, пыльные, ещё с брежневских времён, сарафаны и петь, с подвизгом, скабрёзные частушки:

А на следующий день к ЖЭКу подъехал громыхающий пустой и местами где-то ржавый автобус.

Оттуда вышли незнакомые люди. Пошептались с жэковской начальницей и повезли кружковцев в лес. Как выяснилось: на ознакомительную экскурсию в частный дом престарелых.

К их приходу подготовились. Проветрили в коридоре, побрызгали освежителем. В каждой палате на тумбочке — ваза с яблоками, виноградом, бананами.

Смотрится уютно и мило, создаёт впечатление заботы, хорошего ухода. Но, учитывая, что старики беззубые, а то и вовсе питаются через трубочку — ну очень актуально.

Алёна незаметно потрогала фрукты. Пластмасса, муляжи!

В другой четырёхместной палате навстречу радостно вскинулась кругленькая сиделка:

— А мы тут с бабусями газетки читаем! Девять некрологов уже прочитали, да, бабуси? Столько знакомых нашли, Царствие им небесное.

— Ну, Раи-иса Ефремовна, — директор укоризненно всплеснула руками. Сделав плачуще-страшные глаза, дёргала мышцами лица, шевелила бровями, энергично кивая в сторону сиротливо, испуганно столпившихся, как цыплята, экскурсантов.

Бесплатно, в виде бонуса, покормили обедом. Щи, серая каша с котлетой, компот. На каждом столе в вазочке — ромашки. И не трогая, видно — тоже пластик.

— Милости просим, милости просим, — ворковал высыпавший на крылечко персонал. А за лобовым стеклом автобуса — табличка: «Заказной. Кладбище». Забыли убрать.

Бегом, бегом из этого страшного места. И из ЖЭКа. Рано ещё списывать себя со счетов.

Однажды Алёна увидела на стенке остановки трепещущий беленький листок. На листке — приглашение всех желающих пенсионеров в районную библиотеку, бесплатно поучиться компьютерным азам. А Алёна тогда уже прослышала про электронные книги.

Это Пушкин почти об Алёне сказал. Она запоем читала: конечно, не Ричардсона и Руссо. В советском прошлом любовные романы как-то не поощрялись.

Если любовь — то строго дозировано. Одна четверть — шуры-муры в стогу сена, три четверти — производство, заводские цеха и колхозные фермы, общественное горение.

Разве что в «Иностранке» сквозь частый гребень цензуры проскальзывали амурные сочинения с налётом эротики.

Из родного Алёна жадно поглощала «Вечный зов», «Угрюм-реку», «Тени исчезают в полдень».

Там верхом разнузданной чувственности и сексуальности считались примерно такие сцены. Героиня-доярка в бане перед запотевшим осколком зеркала снимала с себя грубую льняную рубаху и медленно оглаживала тугой округлый живот и крутые крестьянские, налитые бабьей мощью бёдра.

Взвешивала ладонями тяжёлые груди, истосковавшиеся по жадным горячим, обветренным мужским губам… И думала: «А я ещё ничего, в соку».

Сейчас библиотеки, конечно, забиты романами. Но, во-первых, Алёна их всех давно перечитала. А во-вторых, их в руки-то взять страшно.

Читательницы пользовались книгами как мухобойками, ставили на них липкие стаканы с чаем, замусоливали и загибали уголки страниц. Между страницами попадались хлебные крошки, волосы, перхоть и обкусанные ногти.

Однажды Алёна взвизгнула и с отвращением швырнула книгу, которой кто- то попользовался вместо носового платка! Долго брезгливо отмывала и оттирала в ванной руки — и на всю жизнь зареклась ходить в библиотеку.

Электронные, только электронные книжки: чистые, голубые, мерцающие, принадлежащие ей одной! Вот для чего Алёне нужны были компьютерные курсы.

И ещё — для скачивания фильмов. Сначала-то она пыталась заполнить массу свободного времени телевизором. Но, посидев неделю перед телевизором, испугалась. Поняла, что ещё чуть-чуть — и стремительно деградирует до уровня кроманьонца.

Обрастёт шерстью, встанет на четвереньки, замычит, захрюкает… А там недалеко и до одноклеточной, до инфузории туфельки.

Купилась на рекламу, скопила с пенсий и поставила стоканальную тарелку. И тоже быстро разочаровалась. Поняла, что все сто каналов — это клон единственного Первого. Ну, не считая «Культуры» и про путешествия и животных.

Животных и путешествия Алёна не сильно жаловала. А на канале «Культура» бесконечно умничала и рисовалась друг перед другом одна и та же богемная тусовка. Выражалась красиво и непонятно: «Это не есть хорошо», — например.

И Алёна поняла вот что. Был век каменный, бронзовый, золотой, серебряный. Нынешний век потомки назовут суррогатным, пластмассовым.

Пластмассовые фильмы, пластмассовые песни, пластмассовая еда, пластмассовые отношения. Даже любовь — и та пластмассовая, суррогатная.

Была у Алёны слабая надежда, что найдёт на курсах подругу: одну, единственную. Будут вместе смотреть киношки, бегать на лыжах, болтать по телефону. У Алёны, конечно, были приятельницы. Но, увы: по макушку в мужьях, детях, внуках, пирогах, вязаных носках, огородах…

Присматривалась, тайно примеривала на роль наперсницы то одну, то другую курсантку… Не то, не то.

Одна в перерыве рассказывала, что купила вчера рыбу, как её… Лахудру. Как, как?! Лахудру. Да не лахудру же, девочки, а ла-кед-ру. Хи-хи-хи.