Надежда Нелидова - Топот балерин [сборник]

Алёна нащупывала слабыми ногами тапки, тащилась в ванну, с отвращением чистила зубы, умывалась. Красила личико неверными, как у пьяной, вяло-сонными движениями.

Потом горький кофе без ничего, чтобы хоть немного прояснить сознание… Только у извращенцев спозаранку может быть аппетит, чтобы есть кашу или яичницу.

Влезала в шубку — и окуналась в зимние обжигающие чернила…

А ведь сейчас, в эту самую минуту, по всему городу из подъездов тенями выскальзывают закутанные фигуры. Сомнамбулически двигаются во тьме, в морозном, злом пару: от человеческого, автобусного, автомобильного дыхания.

На остановках, сбившись в кучки, тени замирают равнодушно, обречённо. Или вяло подскакивают от стужи, бьют каблуками — как недавно прыгала и била модными каблучками Алёна. А ножки-то — в капрончике, а сапожки — на рыбьем меху.

Разное думалось, когда вот так на тридцатиградусном морозе в полседьмого утра ждала запоздавшего трамвая. Потом тряслась в холодной духоте и тесноте салона, цепляясь за поручень.

У человека короток век, как у мотылька. Но мотылёк хоть порхает, танцует, купается в солнечных лучах, пьёт цветочный сок, радуется жизни.

А человеку за что такая пытка: с яселек, с садика?! Как человечество допустило вообще столь страшную несправедливость?

Эти жаворонки — ничтожные, невесомые комочки перьев: сожми в кулаке — хрустнут как яичная скорлупка. А вот же, захватили власть, заставили всю Землю вертеться по их законам!

Учёные подсчитали: их всего-то 25 процентов: мерзких, крикливых, заполошных ранних пташек — а сумели поработить мир больших добрых сов.

Испоганили им жизнь, поломали никому не мешавший совиный режим, обрекли на вечную муку раннего вставания… Нарушили их мудрый неспешный хронотип. «Кто понял жизнь — тот не спешит», — сказал мудрец.

Жаворонки в ответ высосали из пальца пискляво-ханжеское: «Кто рано встаёт — тому Бог даёт».

Что даёт-то?! Депрессии, отупевший от недосыпа мозг, ослабленный иммунитет, выкашивающие гриппы, ранние инфаркты и инсульты?!

Ну, не дрыхнется жаворонкам — ради Бога, хоть с четырёх утра вкалывайте…

Так думала Алёнушка в раскачивающемся, лязгающем трамвае… Тщетно пыталась выдернуть застрявшую сумочку из чьих-то тел, локотками — хоть чуток раздвинуть пространство… А её саму в ответ — агрессивно, больно: локтями в бок, в бок…

Анекдот такой есть. В шесть утра, в толкучке общественного транспорта, вконец заторканная пассажирка возмущается:

— Осторожнее, я всё-таки женщина!

На что стоящий рядом мужчина философски, меланхолично и мечтательно замечает:

— Ж е н щ и н ы в это время спят…

Алёна вспомнила тот анекдот, засмеялась.

И вот она, благодаря недавним удивительным, чудесным изменениям в жизни, теперь свободна!

Вставай хоть в девять утра, хоть в три дня. Хоть вообще не вставай, а валяйся до умопомрачения. Притащи из холодильника вкусняшки, разложи на столике, лопай — и смотри телевизор сутками. Или вообще не ложись.

От восторга она забила ножками, вытянула их, как кошечка, усиленно зашевелила пальчиками. Бурно заворочалась под толстым, лёгким пуховым одеялом. Уютно подоткнула его со всех сторон, улеглась удобнее, завернулась в кокон. Притихла.

Вспомнила о приятном: вчерашнем виртуальном послании в стихах, от влюблённого молодого человека, по имени Рафаэль:.

Или:

У Алёны полно воздыхателей — и немудрено.

На её фотографии в личной страничке — ниспадающие струи волос. Стена ресниц над безнадёжными карими вишнями. Фарфоровый носик для поцелуев. Губки обиженно надуты, как будто их немножко, чуть-чуть покусала пчёлка.

И ниже ещё: Алёна в более чем смелом купальнике, на белом песке. Позади ослепительная бирюзовая полоска моря.

И ещё: прислонившись к стеклянной стене. За стеклом застыла громадная серебристая туша боинга.

На Алёне строгий костюм и пилоточка. Юбочка коротусенькая. Потому что ясно же, как день: если на женщине длинная юбка или брюки — у неё, однозначно, кривые ноги! У Алёны ножки заслуженно занимают две трети фотографии: таинственно утекающие под юбочку, долгие, ровные, матовые, как свечки.

В строке «занятие» отписалась туманно: «Витаю в облаках» — а там понимайте, как хотите.

«Алёнушка ищет своего Иванушку». Не мудрено, что претенденты облепили растерявшуюся красавицу, как мухи — кусок сахара.

О, кто только не стучался в женихи и не обещал златых гор! Пузатые генералы, футболисты с крутыми икроножными мышцами и миллионными зарплатами, страшные и загадочные, как инопланетяне, нефтяные олигархи… Высокие — дух от высоты захватывает! — чины, которых по телевизору показывают. Мужественные бандиты, дорогостоящие нежные, как девушки, киллеры-милашки…

Даже нарисовался наследный принц из Арабских Эмиратов, если верить письму с переводом.

А она, после долгих колебаний и сомнений, остановилась на Рафаэле. Его письма: живые, искренние, трепетные, страдающие — как бьющиеся о стекло те самые мотыльки…

Юноша бледный, со взором горящим. Глаза-уголья. Косая длинная, чёрная как смоль, чёлка закрывает пол-лица.

Рафаэль стоял на краю пропасти и готов был в любой миг сделать шаг в гибельную пустоту.

Я тебе брошусь, дурашка. Алёна явилась, как спасительный ангел во плоти. Ласково отвела с опущенного лица косую чёлку, заглянула в тоскливые глаза. Взяла его худую руку в свою мягкую тёплую ручку, отвела на безопасное расстояние.

Письма, правда, ещё долго отдавали депрессией. Рафаэль посвящал их какому-то неведомому ушедшему другу (Алёна ревновала):