Надежда Нелидова - Рыбка по имени Ваня [сборник]

Анна, запыхавшись, всё же пробилась к кассиру:

— Девушка, такая оказия… По невнимательности проглядели дату отправления.

Кассир улыбнулась:

— Придётся заплатить 76 рублей неустойки.

— Вот видишь, — обернулась Анна к сыну: — 76 рублей… — и осеклась. У сына было отрешённое, страшное, помертвелое лицо.

Выскользнула из автобуса. Бежала, не поднимая глаз, хотелось рыдать, выть. Как хорошо, что чёрные очки с собой: можно сделать вид, что снег слепит глаза.

Когда зазвонил телефон, радостно схватила: Иван устыдился, хочет извиниться. Нет, не он.

Дала огромный круг по городу, чтобы успокоиться. И всю дорогу мысленно говорила, говорила, говорила с Иваном. Упрекала, возмущалась, уговаривала, объясняла. Господи, как он будет жить — сразу обдерут как липку! Где, когда проглядела? Воспитывала, чтобы был мягок с мамой, и твёрд и решителен с чужими, умел отказывать — а всё вышло наоборот?!

Но, погуляв, остыла. Как всегда в споре, поставила себя на сторону противной стороны.

Почти взрослый мужчина, с бородкой, с усами. Типичная сумасшедшая мамаша, как наседка, кудахчет, укрывает его крылами… На чужих взглядах, на виду всего автобуса… Хотя, что ей дело до них, чужие они и есть чужие.

Позвонила первая:

— Прости, сынок, что унизила тебя при всех.

Ожидала в ответ, как всегда:

— И ты меня прости, люблю.

А он отчеканил сквозь зубы:

— Никогда. Не вырывай. Ничего. Из моих. Рук. Ещё. Раз. Хочу зарубить на твоём носу. Я взрослый. Все. Вопросы. Решу. Сам. Вечером поговорим.

Анна почувствовала что-то вроде дежавю. Вот так, набухшим от злобы голосом, властно говорил с ней первый муж. Как хозяин с непослушной собакой. Она-то думала, что развелась с ним, избавилась, свободна от него. А муж никуда не делся: вот он, остался с ней. В виде сына, унаследовавшего его гены.

И тогда Анна обратилась к проверенному, испытанному эпистолярному жанру. Несколько сумбурно:

«Ещё раз прокручиваю вчерашнее.

Первый вариант.

Я: Ты собираешься платить за билет?

Иван № 1, безапелляционно: Да. Я тысячу раз читал их положения и знаю, что в таких случаях покупают новый билет.

Я:Но давай просто спросим. Если что, купишь новый билет…

Иван, которого достали родители своей гиперопекой: Ни в коем случае, я сам знаю, что делать. Точка.

Второй вариант.

Я:Ты собираешься платить за билет?

Иван № 2:Да. Я тысячу раз читал их положение…

Я: Давай для начала спросим…

Иван № 2(пожимая плечами, спокойно, равнодушно, рассеянно, ибо дело не стоит выеденного яйца): Хорошо. Я спрошу, но на всякий случай приготовлю деньги».

…Люблю тебя, сынок. Хотя любви нам еще учиться и учиться. Ты прав: только Бог умеет нас любить.

Заметь, в этой ситуации мы, самые близкие люди, причиняли боль и не церемонились и не жалели друг друга, и били друг друга наотмашь (в переносном смысле). И очень болело сердце.

Кассирше было по фиг, она чужой человек. «Казаться» перед чужими — зачем?

Решили дело миром, полюбовно. Что временно Анна не провожает Ивана. Во избежание эксцессов, так сказать.

Перед выходом скороговоркой напоминала: «Ключи, телефон, кошелёк — на месте?».

Просматривала тайком билет. Был уже подобный инцидент, с точностью до наоборот. Приехали, а на остановке пусто. До автобуса ещё три часа.

Что поделать, рассеянность раньше нас родилась. Иван вечно витает в облаках, считает звёзды. Ищет себя в этом мире. Бросается из религии в рок, из рока в философию, из философии в психологию. Сочиняет музыку, кладёт на неё стихи. Преподаватели в один голос твердят: «Всесторонне одарённый, интересный молодой человек».

Но отчего жизнь нетерпима именно к рассеянным и легкомысленным людям, наказывает на полную катушку? За свои оплошности те платят временем, нервами, здоровьем, а часто и жизнью. Вот, ей Богу, к чикатилам жизнь более лояльна, чем к людям не от мира сего.

…Обычно, приезжая домой, ещё не распаковывая сумки, Иван звонил: всё в порядке, добрался. А тут тишина. Анна успокаивая себя: села зарядка, наверно. Нечаянно выключил звук, не слышит — такое уже бывало.

К ночи телефон ожил. Странный голос: как будто Иван изо всех сил крепится, сдерживает рыдания. Или выпил, и язык не слушается. Или губы на морозе замёрзли. Какой мороз — лето на дворе?!

— Я тут попал в переплёт… Подсказывают, нужен адвокат… Долго говорить не могу.

Первая мысль: развод. Украли у сына телефон и разводят на деньги. Ах, если бы так оно и было!

Он готовился к посадке, когда к нему приблизился тощенький мужичок. Самый неприметный, серый, никакой. В обвисшей вязаной, какой-то женской кофте. Вежливый, тихий, робкий. Работяга — такие в шесть утра на проходную ковыляют на ревматических ногах, или на электричку — на даче в грядках ковыряться.

В руках кошёлка. Голос заискивающий. Сынок, ровесник ваш, тоже студент, уехал, оставил куртку. А холода обещают. Он уже позвонил сыну: мол, с пассажиром передаст. Будет встречать на остановке как штык. С водителем бы отправил, да тот, сквалыга, меньше ста рублей не берёт.

А пакет и не весит ничего. Сын заглянул внутрь: аккуратно свёрнутая куртка. Что, жалко, что ли? Ничто не даётся так легко и не ценится так высоко, как доброе дело.

Мужичонка отошёл и благодарно, умильно посматривал издалека, как Иван садится. Одет чистенько — а похож на дворнягу: взгляд такой же, собачий.

… — Граждане, просьба оставаться на местах и сохранять спокойствие.

Не успели отъехать километр — автобус на выезде из города тормознули. На обочине — стая сгрудившихся патрульных машин. С топотом ввалилась группа мужчин, гражданских и в форме. Шумно дышала, капала слюнями рвущаяся с короткого поводка овчарка: огромная, как телёнок, с блестящей шерстью, сытая. Прямо кадр из криминального фильма.

А дальше — как во сне, как в полуобмороке: гул в ушах, в глазах пелена. Полицейский едва сдерживал собаку, кидавшуюся на Ивана. На кошёлку, задвинутую под сиденье. «Ваш пакет?». — «Просили передать». Полицейский, негромко, напарнику: «Складно брешет».

Пассажиров попросили освободить салон, оставили пару-тройку понятых. Развернули куртку, встряхнули, прощупали за подкладкой. Подпороли, высоко подняли. Предъявили понятым пакетики с белым содержимым. Фиксировали происходящее на камеру.

Сынок, сынок, сколько раз Анна тебя предупреждала! Сколько рассказывала случаев, когда вот так полиция выполняет горящий план, подставляя первых попавшихся людей! Никогда, никогда не бери ничьих посылок. Живи как премудрый пескарь, забейся под корягу, не высовывай носа. Помни, где и в какое время, без стыда и совести, ты живёшь!