Джонатан Троппер - Дальше живите сами [litres]

Венди, даже не раздевшись, бросается обнимать Хорри, и он, уронив все плащи и куртки, обнимает ее в ответ.

— Привет, Подсолнушко.

— Хорри, — шепчет она куда-то ему в шею.

Он целует ее влажные волосы, и когда Венди отстраняется, глаза у нее красны от слез.

— Не плачь, — произносит он. Его рубашка промокла от соприкосновения с ее плащом.

— Я не плачу, — отвечает она и начинает рыдать в голос.

— Ну-ну, не надо… — Хорри нервно помаргивает и принимается подбирать упавшую одежду.

Серена, младшая дочка Венди, орет как резаная. Мы обедаем под ее нескончаемый ор, поскольку Венди установила в холле специальный монитор с динамиками и все звуки из коляски, которая стоит наверху, в спальне, доходят до нас с утроенной громкостью. Но Венди, судя по всему, даже не собирается идти наверх и утихомиривать своего младенца.

— Мы даем ей поплакать , — провозглашает она, словно они с мужем примкнули к какому-то политическому движению или партии. Только для чего устанавливать монитор, если они все равно позволяют ей плакать? Впрочем, вслух я такие вопросы давно не задаю: себе дороже. В ответ меня смерят снисходительным взглядом, который припасен у всех родителей для всех не-родителей, чтобы напомнить, что я пока — человек неполноценный.

Орущий младенец — это еще цветочки. Вендин шестилетний сынок Райан обнаружил в гостиной пианино, которое не настраивали много десятков лет, и нещадно лупит по клавишам кулаками. Барри же счел, что теперь самое время ответить на пропущенные деловые звонки, и вышагивает взад-вперед между столовой и гостиной, громко обсуждая тонкости какой-то сделки, которая, без сомнения, еще больше увеличит его и без того абсурдно огромное состояние. Поскольку у него в ухе беспроводная гарнитура, он напоминает безумца, который беседует сам с собой.

— Японцы на это никогда не пойдут, — произносит он, мотая головой. — Мы-то готовы вложиться, но цена бумаг совершенно неприемлема.

Финансисты почему-то считают, что их работа и они сами — важнее всего и всех, поэтому окружающие просто обязаны заткнуться, пока они проводят телефонную конференцию, то есть треплются по телефону с партнерами из Дубая. Эти люди ворочают миллиардами, в сравнении с которыми дни рождения детей или смерть тестя — просто ничто. Во всяком случае, не первый пункт повестки дня. Барри бывает дома или где-то с семьей очень редко, да и тогда постоянно говорит по телефону или, насупившись, просматривает электронную почту на смартфоне и всем своим видом показывает, что дерьмо, с которым он имеет дело, в разы круче дерьма, в котором живут все окружающие. Случись ему сидеть рядом с президентом Соединенных Штатов во время ядерной бомбардировки, он все равно бы пялился в экран и, по обыкновению, хмурил брови, точно говоря: «Мои проблемы не чета вашим». Мне — со стороны — кажется, что он не очень-то хорошо ведет себя с Венди. Едва замечает, в сущности. Вплоть до того, что она и детей, даже старшего, тяжеленного, вынуждена при необходимости поднимать сама. Ну а Венди унаследовала от нашей матушки установку: не выносить сор из избы. У нас все замечательно. Точка.

— Райан, прекрати! — рычит Барри в сторону пианино, прикрыв рукой микрофон. Не потому, что его сын раздражает всех присутствующих, и не потому, что близким покойного нужна тишина, а потому что «папочка говорит по телефону». Райан на секунду останавливается и, похоже, всерьез обдумывает просьбу отца, но не усматривает для себя никаких выгод. Соната для фортепьяно и двух кулаков возобновляется.

— Венди! — с досадой взывает Барри. Ее имя соскакивает с губ мужа коротко, рефлекторно — значит, призыв стандартный. И сейчас, на людях, Венди его стандартно и успешно игнорирует.

Линда приготовила запеченного лосося с картофельным пюре. Она кружит вокруг стола с добавкой и, завидев опустевшую тарелку, щедро подкладывает туда новую порцию, ловко обходя Барри, который продолжает маршировать взад-вперед, чертыхаясь в телефон. Линде помогает Элис, потому что она — невестка, а не дочь усопшего и, по канону, тяжелую утрату не понесла. Барри тоже имеет право помогать, но ни за что не будет, потому что он — говнюк. Не по канону, а по жизни.

Элис и Пол давно и безуспешно пытаются завести ребенка. Она принимает таблетки для усиления фертильности и набирает из-за них лишний вес. Еще она принимает гормоны, из-за которых глаза у нее постоянно на мокром месте — по поводу все того же лишнего веса. Так, во всяком случае, насплетничала мне Венди и даже рассказала, что когда Элис полагает, что у нее овуляция, она вызывает Пола домой в обеденный перерыв и ждет его в супружеской кровати.

— Нет, ты представляешь?! — причитала Венди. — Бедный Пол должен вздрючивать член по два раза в день!

Сейчас на лице Элис — гримаса. Точнее, вымученная улыбка. Она смотрит на стоящего у пианино Райана широко открытыми, повлажневшими глазами и старается всячески показать: со мной все прекрасно, я способна умиляться чужому ребенку, хотя не способна родить собственного. Она бросает на Пола многозначительный взгляд, но тот сосредоточенно поглощает картофельное пюре и старается не смотреть ни на ближайших родственников, ни на собственную жену.

Тут внимание Райана, очевидно, переключается на что-то другое, пианино смолкает, и — ровно в тот же момент — смолкает ор младенца в динамиках. Во внезапной тишине всем становится неловко, словно до сих пор шум помогал нам спрятаться.

«Сучки-сучки, сладенькие штучки,» — взвывает на всю столовую электронная музыка в стиле рэп, и Филипп торопливо лезет в нагрудный карман за мигающим телефоном.

— Все собираюсь сменить мелодию, — смущенно говорит он и со щелчком откидывает крышку. — Ау… Что? Нет-нет, удобно, самое время! — Он захлопывает телефон, смотрит на нас торжественно и произносит: — Она здесь.

Словно все мы только ее и ждали. Так кого же мы ждали? Пока мы пытаемся это вычислить, Филипп широким шагом выходит из столовой и, набрав скорость, с разбегу распахивает парадную дверь. Мы бросаемся на кухню, к полукруглому окну в эркере, откуда открывается чудный вид на окрестности. Женщина как раз вылезает с заднего сиденья «линкольна»-такси. У незнакомки нет татуировок — во всяком случае, на видимых частях тела, нет и силиконовых грудей или бедер, то есть всей той атрибутики, которая присуща девушкам Филипповой мечты. Особенно его обычно заводит упругая попка под короткой юбкой, и лучше — без трусиков. Но нам, даже издали, ясно, что эта белокурая дама с низким пучком а-ля Грейс Келли, в хорошо скроенном костюме, без нижнего белья по городу не расхаживает. Наоборот, думаю я, у нее дорогущее белье, возможно даже сексапильное, из бутиков «Виктория Сикрет» или «Ла Перла». Она определенно привлекательна и к тому же холеная, словно отполированная до металлического, хромового блеска. Другими словами, как раз такая женщина, какую рядом с Филиппом никак не ожидаешь увидеть. Искушенная в жизни, утонченная и, насколько я могу судить, значительно старше моего братца.