Сергей Кочергин - Деревянные волки

Этот день, когда мы последний раз видели Лизу, я, по всей вероятности, запомню навсегда. Вначале этот день был совсем обыкновенным, как множество других дней, — «была жара, в июнь катилось лето». Нет, в этот день никто, кого я знал, не умер и даже не попал под машину. Просто все, что началось почти два года назад, вдруг закончилось именно в этот день. Не мной заведено — запоминаются начало и конец, а все, что было между, с каждым днем становится все короче и короче и со временем может превратиться в какую-нибудь маленькую букву «и». Ну, например: «Они встретились в сентябре „и“ расстались в июне». А потом, по прошествии многих лет, сентябрь можно будет запросто перепутать с августом, а июнь с июлем. И все будет совсем просто: «Они встретились „и“ расстались».

Не могу с уверенностью сказать, о чем с раннего утра думал он, но у меня лично было какое-то предчувствие — что-то должно было случиться. Точнее, даже не «случиться», а «завязаться» или «развязаться»…

И поэтому, когда после короткого стука в дверь в кабинете Александра Сергеевича появился Андрей, я, признаться, даже не удивился.

— Разрешите? — Он осторожно прикрыл дверь и сделал несколько шагов к столу. — Добрый день.

— Добрый день, — ответил Александр Сергеевич, дочитывая какую-то бумажку. — Какие проблемы?

— Ну-у, заявление, — не очень уверенно ответил Андрей. Он сделал еще несколько шагов, положил на стол заявление и как-то странно наклонил корпус вправо — как будто специально, чтобы мог лучше видеть своего «хозяина».

— Заявление — это не проблема, — сказал Александр Сергеевич, «оторвавшись» от бумажки. — Это попытка решить ее… или создать новую.

Он машинально выключил кондиционер, взял заявление и стал читать вслух: «Декану… Факультета… Заявление… В связи с бракоразводным процессом прошу разрешить выезд на родину сроком на три дня и сдачу госэкзаменов с группой № 2… Шестнадцатого…» Стало быть, завтра… Родину вспомнил в связи с бракоразводным процессом?..

— Так получилось, — ответил Андрей.

— Гуляет, что ли?

Андрей промолчал.

— Присаживайся. — Александр Сергеевич показал пальцем на стул.

— Да я триста раз присяду, только отпустите. — Андрей положил свою кожаную папочку на указанный стул, «демонстрируя готовность начать приседания».

— Триста? Ну-у, можешь попробовать, если сильно хочется.

— Очень хочется. — Андрей стал приседать, вытянув руки вперед. — Раз, два, три…

— Какой-то странный переход к физике, — заметил Александр Сергеевич.

Андрей не реагировал на замечание и продолжал считать: Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать….

— А если после триста я скажу нет? — тихо спросил Александр Сергеевич, когда счет пошел «за пятьдесят».

— Так нечестно. — Андрей остановился. — Зачем же я тогда приседаю?

— Наверное, чтобы стать еще сильнее. Сам напросился… Мне даже нравится — красивый, нестандартный ход: «Добрый день, разрешите триста раз присесть?» — Александр Сергеевич улыбнулся.

— Не смешно. — Андрей взял свою папочку. — Спасибо. До свидания. По крайней мере, я имею право все бросить. — Он почти развернулся, чтобы уйти.

— Тем более второе высшее, двадцать семь лет (десятого мая исполнилось — если я не ошибаюсь). В армию уже не надо. — Александр Сергеевич встал. Андрей «остановился».

— Про десятое мая даже не ожидал, — сказал он. — Вы все дни рождения… всех студентов знаете?

— Нет. Выборочно.

— Очень приятно.

— Спасибо… Кстати, развод — не уголовное дело, можно и перенести на недельку. Тем более, будет время все еще раз обдумать.

— Все давно обдумано, — возразил Андрей.

— Ну, раз так. — Александр Сергеевич развел руками. — Если других вариантов у вас нет…

— У меня? Да у меня их десять. — Андрей «чирикнул» молнией своей папочки. — Может, даже двенадцать. Только вас все равно ничем не прошибешь. — Он положил на стол пачку листочков.

— А вдруг… — Александр Сергеевич взял бумажки, жестом пригласил студента присесть.

— Опять?

— Извините. — Он снова сел за стол и стал читать. — Заявление… Прошу разрешить… в связи с выездом на похороны… Старо… Еще и накаркаешь. В связи с тем, что старший брат, которого я не видел шесть лет, прилетает из Америки всего на один день… Не проходит… потому что из Америки почти всегда через Москву. Здесь бы и встретились… В связи с болезнью… Тоже не проходит… В связи с необходимостью выступить в суде в качестве свидетеля… Что-то есть в этой тупой простоте. Отсутствие личной трагедии, что ли… но… если бы не личный бракоразводный процесс… Здравствуй, сынок. Что случилось, почему не звонишь и не пишешь? Не хочу тебя расстраивать, но хороших новостей у нас нет… — Александр Сергеевич замолчал, посмотрел на Андрея и после короткой паузы протянул ему листок: — Это вообще не ко мне. Сам-то ты его читал?

— Я же говорил, что вас ничем не прошибешь. — Он «небрежно» забрал со стола остальные листки и снова «чирикнул» молнией. — До свидания, товарищ декан.

— Подожди. — Александр Сергеевич встал с кресла, обошел стол. — Я случайно прочел письмо до конца — и все понял.

— Так быстро? — «удивился» Андрей.

— Школа такая.

— A-а, значит, правда, что вы сюда не просто пришли, а вас сюда прислали. — Андрей смотрел куда-то в пол.

— Хотел бы дать несколько советов, как мужчина мужчине, — сказал Александр Сергеевич, как будто не слышал последней фразы.

— Даже интересно, даже не ожидал.

— Почему бы и нет? Со мной в этой жизни тоже, может быть, что-то было. Кстати, мой развод откладывался четыре раза. Так вот, во-первых, все, о чем пишет мама, — только слухи. Ваша жена встречается со своим непосредственным начальником, который старше ее на двадцать два года… А во-вторых, вы проиграете.

— Почему?

— Потому что таков закон джунглей… Она обманет и тебя, и его. Я даже могу расписать сценарий, как ты будешь вести себя вечером, а потом утром… а потом днем, когда будешь искать встречи с ним… Мало того, она попытается даже обмануть саму себя…

— Очень весело, — заметил Андрей. — Только я не пойму, при чем здесь джунгли?

— Извини, джунгли здесь, может быть, даже и не при чем. Как тебе объяснить?

— Как-нибудь объясните — а вдруг дойдет?

— Хорошо, — согласился Александр Сергеевич, — если «как-нибудь» — попробую. Джунгли, Андрей Борисович, — это когда все до ужаса прямолинейно тупо. Когда над всем доминирует только инстинкт самосохранения… Когда игра в «Двенадцать заявлений» — это третий класс, вторая четверть… — Александр Сергеевич надолго задумался. Поднялся, вышел из-за стола, подошел к Андрею. Посмотрел ему в глаза, взял за локоть и сказал почти шепотом: — Извини, но в данный момент я, например, ужасно хочу сломать тебе челюсть. Может быть, я даже за себя не ручаюсь.