Илья Кочергин - Точка сборки (сборник)

– Вот сыгын ходил, смотри.

Сашок смотрел на следы марала-быка. Еще им встречались отпечатки копыт чочко – кабана, тооргы – кабарожки. Из шкурок с ног тооргы шьют красивые шапки. Понизу оторачивают мехом камду – выдры. Мех камду очень ценится, потому что кам – это шаман.

Сашок не знал лесной азбуки, и увиденные отметины на снегу так и врезались в память, названные следами пугливого койона – а не зайца, кёк бёру – а не серого волка.

Он взял у Альберта школьный словарик, которого на первое время вполне хватало. Кёк – синий, голубой, такого цвета небо, бёру – волк. Почему же он не серый? Так уж получилось. У него каждый волос трехцветный – черный, белый и рыжий. Всё вместе – кёк. Чепуха какая-то. Или, может быть, есть какая-то связь между ним и небом, как есть связь между выдрой и шаманом?

По сухим стволам деревьев долбил тамыртка с красной шапкой на голове, которую ему подарил богатырь Сартакпай за оказанную однажды услугу. Вспархивали из-под снега глупые серые сымдалар, иногда ронял что-то гортанное пролетающий черный кускун.

В темноте Сашок возвращался домой, выглядывал между деревьями белую козочку, за которой опасно ходить: уведет в лес, а там обернется старухой или девушкой с белыми, как у старухи, волосами. Козочки не было, да и вряд ли бы обернулась она кем-нибудь: он был русский, а на русских многие установившиеся и проверенные поколениями правила не распространяются.

Тайга оживала, названия начинали говорить. В урочище Кудрул когда-то жил один тастаркай, у которого было рябое лицо. Кудур уул – рябой парень. А вот что такое тастаркай, как ни выспрашивай, остается непонятным. Букалу означает – место с быками, Куулуколь – озеро с лебедями, Айюкичпес – медведь не пройдет, Аксуу – белая река, Карасуу – черная река или источник.

А Каракем, который впадает в реку чуть ниже Солдатского моста, – это тоже что-то черное? Тоже река, черная река. Только «кем» – нездешнее слово. Нет такого слова.

В деревенской библиотеке между стеллажами намело снега, который залетал в выбитые окна. Библиотекарша терпеливо стояла в ожидании, пока единственный посетитель выберет себе книги, заглядывала через плечо: что тут можно найти интересного?

Сашок никогда до этого не возил книги в седельных сумках.

В топонимическом словаре не очень уверенно говорилось о том, что различные кемы – черные кара-кемы, белые ак-кемы, великие бий-хемы – разбросаны по всей Евразии. Хоть в Индии их можно найти, хоть в Финляндии. Даже в Англии есть мост через свой, английский, кем – Кембридж. Означают эти кемы везде одно и то же – поток, реку, ручей. Какие-то давние предки Сашка и Альберта растащили это слово по всему материку.

Альберт опрокинул козу на спину и держал за ноги.

– Ну, вот тут, – темными пальцами пошевелил, расправил редкую шерсть на теплом животе.

Сашок засучил рукав, он уже все знал, что делать. Видел, как Альберт делает. Только не пробовал ни разу.

Провел лезвием по живому, делая надрез. Наверное, такого надреза будет достаточно? Альберт смотрел, молчал. Тогда Сашок бросил нож, и ладонь вошла внутрь. Вот он идет новым, нехоженым, невидимым ему путем на ощупь, и в чужом податливом теле плотно и скользко. Вот он добрался до диафрагмы, и вот уже указательный палец легко прорвал ее, теперь ладонь в грудной полости.

Сашок заспешил, чувствуя свою неопытность и громадную ответственность.

За диафрагмой сразу вниз и искать становую жилу возле хребта, главную артерию. Она сама обозначит себя пульсацией, толчками крови по ней. Альберт говорил, что она скажет: «Тук-тук, тук-тук!»

Ну вот и все – нашел и перервал. Осторожно вынул руку. Теперь вся кровь вытечет в грудную полость. Потом пойдет в пищу, а не осквернит землю.

Так делали предки Альберта, так подтвердил делать в своей «Ясе» рыжебородый бич неба Чингисхан.

Альберт рукой легонько сжал козе морду, придерживая ей дыхание.

Животное встрепенулось и затихло. Альберт выдохнул – видно, немного переживал. За козу, наверное, переживал, боялся, что Сашок окажется неловким учеником. Сашок старался.

– От, молодец, быстро успел. Этот совсем мало мучился. – У Альберта опять веселый вид.

Сашок рад. Он справился с тем, что назвали бы варварством. Что кажется ему самому правильным и проверенным веками. Он представляет, как восприняла бы это его мать, его тетки и бабка.

И вот козочка быстро преображается из единого, мудро и экономно устроенного существа в мудро и экономно рассортированную еду, распадается на части. Нужно, чтобы она распалась на части, была приготовлена и съедена в строгом порядке. Чисто и правильно.

Альберт энергично шурует кулаком под шкурой, и козочка мгновенно освобождается от шкуры безо всякого ножа. Вот кровь половником вычерпывается из грудной полости в кастрюлю, Диндилей подошла и разминает сгустки, добавляет молока, лука, соли. Будет кан – кровяная колбаса.

Суставы похрустывают и легко расходятся под умелым ножом Альберта. Он действует ножом как указкой, подсказывает, в каком месте тело должно разъяться, легко прикасается лезвием, режет там, где и резать-то нечего. И тело распадается само собой – так кажется Сашку. Составные части ложатся рядом на белой с изнанки шкуре. Внутренности рассматриваются и сортируются непонятным образом.

Сашок вспоминает, как по утрам у подвала гастронома в их дворе сгружали из машины замороженные туши с синими пятнами клейм. Грузчики с железными крюками были похожи на чертей, управляющихся с грешниками в преисподней. Иногда туши падали в снежное черное месиво под ногами.

– Этот – книжка, бичик. У него, видишь, сто страниц. – Альберт показывает и выворачивает один из желудков.

Как будто знакомый, но забытый запах чистой крови, требухи, а главное, свежего мяса, от которого нетерпеливо горят глаза, во рту копится слюна! Запах праздника, запах предстоящего насыщения.

Динди и Альберт не говорят друг другу ни слова, каждый делает то, что нужно делать. Сдержанно, спокойно. Собака воспитанно и чутко лежит в стороне, подчеркнуто отвернув морду, незаметно косясь глазом. Сашок суетится, старается помочь, принять участие, по крайней мере увидеть все, запомнить, прилаживается то с одной стороны, то с другой.

– Так нельзя – ходить через еду. Если тебя старики увидят, как через еду ходишь, материть сильно будут. Тут сядь, покури.

Альберт опять хмурится, опять за козу переживает, которая стала жертвой для того, чтобы накормить их. Жертву нужно принимать спокойно, соблюдая положенный порядок действий, в этом порядке, в его соблюдении выражается уважение. Суета и беспорядок превращают все это в убийство, это неприятно.

А ведь и правда – здорово сидеть и смотреть, ловить непонятный ритм работы, угадывать смысл, отличать строгий алгоритм от случайных или необязательных движений.