Томас Кенэлли - Дочери Марса

У Салли и у всех остальных, кто готовил пункт к приему раненых, весть об отречении от престола русского царя, что, в свою очередь, почти гарантировало поражение России, вызвала сомнения. Россия, откуда была родом одна из прабабушек Карлы Фрейд, явно не боготворившая русского царя, впрочем, как и вся остальная родня Карлы, считали, что России поделом. В столовой звучало и такое мнение, что немцам все равно придется удерживать фронт с Востока, а британским Королевским ВВС блокировать немецкие подкрепления с запада. По словам многих знакомых солдат, которые захватывали неприятельские укрепления, немцы чуть ли не голодали у себя в окопах — так оскудело снабжение действующей армии по сравнению даже с прошлой весной. И, как утверждали те, кто считал, что все должно решиться именно в этом году, прошлый год был самым кровопролитным. Но — зато многому научились.

Салли дожидалось отправленное в конце зимы письмо Чарли Кондона. Чарли и не пытался брать на себя роль прорицателя насчет войны. Он описывал климатические невзгоды. Грязь сковали морозы, и земля вдруг созрела для набросков, писал он, черные воронки, по краям припорошенные снегом. На прошлой неделе прояснилось, появилось полузабытое дистрофичное солнышко, и газы из воздуха улетучились — теперь все, кто заходился от них кашлем, вмиг исцелились. Жидкая грязь в окопах закаменела. Солдаты пришли к выводу, что именно обычные обмотки препятствуют циркуляции воздуха, потому и возникают обморожения, писал Чарли. И теперь все перестали носить краги, а натягивают на ноги мешки с песком. Он был в восторге от смекалки этих ребят, как поняла из его послания Салли. Очень многим из них приходилось совсем несладко. А один из них, в обычной жизни — пресвитерианский пастор, тот даже смирился с площадной бранью и, похоже, сам не чурался крепкого словца. Среди шахтеров из Хантер-Вэлли было полно коммунистов, утверждающих, что именно коммунизм — светлое будущее человечества. Ирландцы — все эти Келли, Бирны и так далее — жуткие драчуны и зазнайки, но что ни вечер усаживаются где-нибудь в сторонке и принимаются перебирать четки. Ну, чисто дети малые, что еще скажешь.

Вот о чем писал Кондон — не о том, что принято золотыми буквами писать на знаменах, не о скорой победе над врагом. Чарли просто препарировал каждодневное бытие, что каким-то образом успокаивало Салли куда сильнее, чем пустопорожние заверения и словоизлияния других. Хвастовство ирландцев и дискуссии на политические темы шахтеров привносили в окопы какую-то домашнюю обыденность. Именно так — во благо Чарли — все и должно быть, считала Салли.

У приемного отделения пункта остановилась целая колонна фордовских санитарных машин, хотя в Дёз-Эглиз еще не успели подготовиться к приему раненых — даже дощатых полов, и тех не настелили. Между главным врачом пункта майором Брайтом и грубоватой и видавшей виды старшей сестрой мисс Болджер разгорелся спор, сколько коек им потребуется. По числу машин, стоящих на мерзлой дороге, было понятно, что если генералы считают в порядке вещей совать солдат в окопы в такую погоду, то у них не все в порядке с головой.

В огромном, стоящем прямо на земле шатре приемного отделения проворный коротышка майор Брайт в хирургическом халате вместе с палатным врачом торопливо осматривали лежащих на койках или прямо на земле только что доставленных раненых. Брайт обошел примерно с четыре десятка носилок, на ходу раздавая указания, как разместить носилки. Необходимо было подготовить отделение к приему еще четырех десятков раненых или даже больше.

С начала поступления раненых многие медсестры, включая Салли — она исполняла обязанности старшей медсестры палаты, — занялись тем, чем обычно занимаются в первую очередь: определяли наличие кровоизлияний, обморожений, шоковых состояний и так далее. Другие медсестры дожидались в своих отделениях, пока в этом шатре решат дальнейшую судьбу раненых. И от столов, на которых громоздилось все, что только можно вообразить, — перевязочные материалы, ампулы с опиатами для инъекций, приборы для измерения давления, которое у некоторых после транспортировки на санитарных авто достигало критического уровня, — медсестры по распоряжению майора Брайта, невозмутимой старшей Болджер или палатного врача бросались впрыскивать морфий или же заполнять бланки с фамилиями и симптомами поступивших, указывая, в какое именно отделение тот или иной раненый направляется. Санитары тащили обмундирование раненых, их вещмешки из ярко освещенного электролампами, питаемыми генератором, шатра в примыкавшую к нему отдельную палатку-склад.

Кое-кто из доставленных в приемное отделение оказался мертв — и выяснилось это только благодаря мощному освещению. Таких тут же, не снимая с носилок, отправляли в служивший моргом сарай. Посеревшие, лишенные возрастных примет, заострившиеся лица раненых в грудь или в живот пробуждали у Салли совершенно неподходящий в данной ситуации и раздражающий вопрос, какой смысл было везти этих людей в такую даль, если они уже обречены? К чему загружать и перегружать и так уже перегруженный пункт эвакуации раненых и его персонал?

В шатре откинули полог, ведущий в смежное помещение. Ходячим раненым с бирками «D» принесли чай и какао. Раненые с притороченной к форме биркой «S», что означало шок (не физический, а психический), дрожа стояли в группе ходячих, но от чая и какао лучше им не становилось.

В центре шатра каждый раненый должен был получить соответствующую бирку. Майор Брайт вместе с палатным врачом были заняты размещением раненых категорий «А», «В» и «С» на носилках — им выдавались и дополнительные бирки, где было написано: «НЕОТЛОЖНЫЙ СЛУЧАЙ», «БРЮШИНА», «ГРУДНАЯ КЛЕТКА», «ПОЗВОНОЧНИК». Салли помнила эти кое-как накорябанные бирки еще по Руану. Медсестры должны были принимать эту систему как данность, хотя все в ней зависело от обстоятельств, начиная с момента, когда тяжело раненного в голову размещали на койке или прямо на земле бок о бок с получившим ранение в живот, и младшие медсестры должны были останавливать внезапно открывшееся кровотечение.

Салли будто вновь попала на борт «Архимеда» — исходивший от обмундирования или того, что от него осталось, смрад, характерный запах свернувшейся крови и ран, где уже начинается сепсис или обычная или газовая гангрена. Да и сама атмосфера была пропитана паническим страхом, чего не могло быть в куда более приемлемом в гигиеническом отношении госпитале Руана.

Наблюдая за медсестрами уже в статусе если еще и не старшей сестры, то уже и не младшей, Салли попросилась в реанимационное отделение, расположенное выше по склону от палатки, где кроме нее жили Лео, Онора и Фрейд. Что ее на это толкнуло — если отбросить то, что в этом отделении применялись самые современные методы, — было неясно и ей самой. Как только туда начнут поступать первые раненые, Салли предстоит их принимать.