Томас Кенэлли - Дочери Марса

Весь остаток ночи с тех пор, как она ушла из приемного отделения, прошел в состоянии, близком к помешательству. С передовой постоянно доносилась стрельба — вели заградительный огонь, а в воздухе был слышен рокот аэропланов. В подчинении у Салли были две молоденькие медсестры, которые с поразительным хладнокровием смотрели на лежащего на носилках солдата с ранением в области грудной клетки, которого только что внесли санитары. Давление у него стремительно падало, и его спешили разместить у печки. Переложив солдата с носилок на койку, его прикрыли одеялами. Салли воткнула ему в вену иглу, а медсестры торопливо установили подставку для капельницы с физраствором. Рядом с койкой санитары разожгли спиртовой обогреватель. Появился палатный врач, одеяла подняли — врач должен был проверить пульс и принять решение о переливании крови. Плазму обещали подвезти, вот только пока еще не доставили, пояснил доктор.

Салли пробыла в реанимационном отделении двенадцать бесконечных часов. За это время прибыли несколько человек с посттравматическим шоком, семерых солдат с другими ранами так и не удалось спасти, и восемнадцать человек направили в хирургическое отделение — их судьбе еще предстояло определиться. Четверо раненых оставили в реанимационном отделении — для повышения содержания кислорода в крови.

Салли ввела иглу, от которой шла трубка, в вену здорового санитара — его кровь предстояло перелить тяжелораненому. Она видела, что легкораненые стали расспрашивать медсестер о своих товарищах, доставленных в реанимационное отделение. А потом все вокруг словно замерло. Из реанимационного отделения на санитарных машинах в эвакогоспиталь отправили лишь одного раненного в грудь. Ночью ожидался очередной приток раненых. Но до тех пор можно и прикорнуть.

Салли все чаще и чаще приходилось слышать это название от ходячих, и не только ходячих, но всех, кто находился в сознании. Бюлькур. Родителям солдат это название ничего не говорило. Месяц назад и сами солдаты слыхом не слыхали ни о каком Бюлькуре, как и о том, что этой, до сей поры безвестной деревушке суждено войти в историю из-за оборонительной операции на линии, названной в честь прусского генерала Гинденбурга. В Дёз-Эглиз прибыли несколько колонн с личным составом. Их снимали с фронта. Но три австралийских дивизии — в составе которых был и Лайонел Дэнкуорт, и Чарли Кондон, — было решено оставить. Они были готовы продолжать наступать.

Были и другие географические названия, которые бормотали раненые и пережившие болевой шок солдаты. Часть из них оказалась не в меру разговорчива. Ле Барк и Тилуа, Бапом и Маль-Транш, Ланьикур и Эку, Дуанье и Люверваль. Время в Дёз-Эглиз ускорялось — рутина всегда заставляет его течь быстрее. Поступление раненых, эвакуация большинства из них на санитарных машинах, выстроившихся вдоль дороги, — во всем этом усматривался некий ритм. Облегчение приходило по ночам, в часы редких поступлений или же когда пункт на день-другой прекращал прием.

Медсестер перебрасывали из одного отделения в другое, чтобы они овладели разными навыками в условиях этой бесконечной войны. Фрейд намертво вцепилась в обязанности операционной сестры — ассистируя капитану Бойтону из Чикаго, который вступил в Королевский медицинский корпус из-за своей матери-англичанки и впоследствии каким-то образом оказался в рядах австралийцев.

Рядом с палаткой санитары рыли окопы на случай воздушных налетов и, кроме того, строили вместительное бомбоубежище. Бомбардировщики, их еще прозвали «голубями», ночи напролет гудели в небе в поисках городков и артиллерийских позиций, чтобы отточить свое мастерство досаждать неприятелю.

Прибывавшие раненые были с головы до ног перепачканы весенней грязью. Это была не обычная грязь, от нее шло отдающее газами зловоние, на залежавшихся в ней трупах пировали крысы. В полях вокруг Дёз-Эглиз цветы еще не распустились, а маскирующая листва существовала пока лишь в виде набухших почек. Так что хваленая европейская весна если и могла что-то предложить, так это промозглость, мерзкую и тоскливую. Так что ужасное письмо от Оноры оказалось как раз под стать обстановке.

Адъютант батальона писал, что Лайонел и часть бойцов его роты отбили у противника участок линии обороны. И попали под пулеметный обстрел. На следующий день, когда враг их разглядел, занятый ими участок подвергся уже артиллерийскому обстрелу, в ходе которого капитан Дэнкуорт и один из его солдат погибли. Выжившие, дождавшись ночи, вернулись к своим. И принесли с собой его офицерскую книжку. Как писал адъютант, капитан Дэнкуорт пользовался авторитетом и уважением у подчиненных.

Прошло дня два, не больше, с тех пор, как Онора показала девушкам это письмо. Слэтри, сжав губы, продолжала работать как ни в чем не бывало. Она не проронила ни слезинки, но не принимала никаких утешений, вообще избегала любого общения с подругами — Карлой, Салли. И девушки по молчаливому согласию старались не переборщить с соболезнованиями и выражением сочувствия в любых формах, словно речь шла не о гибели ее возлюбленного, а будничных трениях с начальством. И Слэтри всем своим видом будто говорила им — эй, прочь с дороги! У меня дел по горло, и мой девиз — на людях не скорбеть, а прятать свои чувства подальше.

Онору Слэтри вызвал к себе майор Брайт. И сказал, что в Лондоне есть организация, которой руководит молодая австралийка. Волонтер Красного Креста и при этом дочь бывшего премьер-министра Австралии. Организация называется «Австралийское информационное бюро людских потерь», оно самым серьезным образом изучит обстоятельства гибели капитана Лайонела Дэнкуорта, пообещал майор Брайт, и сообщит ей.

В первые по-настоящему весенние дни — поля покрылись цветущим алтеем и наперстянкой — майор Брайт с Онорой составили письмо в информационное бюро. Это было время относительной свободы, когда даже майор Брайт — страстный любитель пикников — организовывал по выходным пикники, причем случалось, служебные дела не позволяли ему самому принять в этом участие.

Дожидаясь ответа на письмо, Онора стала предаваться фантазиям — однажды за обедом она поведала Салли, что есть основания надеяться, что Лайонел жив. Мол, она написала командиру батальона, и тот сообщил, что капитана Дэнкуорта не разорвало снарядом на части, хотя осколочные ранения на теле были. Немцы — они отбили участок на следующий день — наверняка обнаружили его и оказали ему помощь. Потому что немцы, страстно убеждала она Салли, на самом деле люди гуманные, совсем как мы. Вот и забрали его и отправили, куда полагается. Но так как солдаты забрали его удостоверение, а в боевых условиях ничего не стоило и потерять медальон, Красный Крест в немецком тылу не смог его ни идентифицировать, ни, соответственно, сообщить куда надо. А еще Лайонел мог утратить память из-за ранения или контузии. Поэтому Онора и горевала, и надеялась на чудо. Точнее, тешила себя надеждой. Салли и Фрейд смотрели на это скептически, однако от любых замечаний на этот счет воздерживались.