Томас Кенэлли - Дочери Марса

Несмотря на суету этой ночи, Салли уснула, они все научились засыпать с той же легкостью, что и солдаты, а проснувшись, увидела разрушенный город. Они находились в районе, черном от руин и замерзшей грязи, отбитом у немцев осенью прошлого года. Они вышли из автобуса и побрели по разгромленному Деньекуру. Людей в городе оставалось совсем немного. На их стук в двери кафе и забегаловок выходили в основном старики. И отрицательно качали головами — поесть нечего. Теплого питья тоже нет. Трубы замерзли.

Новый эвакуационный пункт, где стояли главным образом бараки и на удивление мало палаток, располагался на равнине и гораздо ближе к передовой, чем Дёз-Эглиз. Походная кухня уже дымила и обещала, как минимум, горячее питье. В первую же ночь прибыли машины «Скорой помощи». Практически одни британцы, отравленные газом. Нормальное течение жизни было нарушено лавиной всевозможных травм.

Тем временем Салли узнала радостную весть, что австралийцев либо перебросили в спокойный сектор в районе Мессин, либо отвели с передовой на отдых. Возможно, их собирались бросить в пекло, но сейчас они были в безопасности. Разумеется, она написала Чарли, сообщив ему, где она теперь, на случай, если он раздобудет велосипед и окажется поблизости.

В ответной записке он спрашивал, сможет ли она быть в Амьене 16 марта?

«Буду у главного входа на колокольню рядом с мэрией каждые полчаса, начиная с 9:00. Надеюсь, что она уцелеет, но даже если ее уничтожат обстрелом, люди смогут показать тебе, где она стояла. Очень надеюсь увидеть тебя…»

Уже не было времени написать ответ. Она подошла к храброй старшей сестре Болджер, некогда спасшей их от панического страха зачитыванием вслух их счетов из столовой. Та хмурилась, и не без причин. Никто не знал, когда ждать наступления и притока раненых.

— Встречаешься с женихом? — спросила старшая сестра.

Проще всего было бы ответить «да», это снимало почти все вопросы, и старшая сестра к слову «отпуск» могла бы добавить «по личным обстоятельствам». Но Салли не хотела говорить о том, что происходит между ней и Кондоном даже старшей сестре.

— У меня есть очень близкая подруга сестра Кэррадайн, — соврала Салли. — Она работает в госпитале в Амьене.

Это был хороший ход, почти правда. Если ее опустят в Амьен, она действительно навестит Элси Кэррадайн.

Ведь Амьен был забит теми, кого старшая сестра величала грубой солдатней, она даже позвонила, чтобы заказать Салли комнату в общежитии для медсестер в бывшем монастыре. Салли отправилась туда как обычно — на машине «Скорой помощи», перевозившей раненых из Деньекура в госпиталь Кэррадайн. Приехав поздно вечером пятнадцатого, она спросила, где находится колокольня. Пожилой француз-портье общежития-монастыря показал ей на карте. Это было примерно в миле от общежития, на другом берегу канала, вдоль которого тянулись старинные дома. Большая черная громада собора служила ей ориентиром, и она вышла наконец к стоящей посреди площади колокольне. Несколько соседних зданий, которым повезло меньше, оказались разрушены бомбардировками. Но описанная Чарли колокольня стояла неповрежденная во всей своей красе. Она зашла в кафе на краю площади, но каждые полчаса до восьми вечера бросала взгляд на дверь башни, на случай, если он приехал раньше. В конце концов к ней подошли солдаты и спросили, не ждет ли она кого-то. В их глазах горело такое неутоленное желание, что она смутилась. Город, как она уже поняла, принадлежал солдатам. Ей говорили, что он стал центром распространения венерических болезней среди австралийских солдат, находивших здесь мимолетное удовольствие, а затем простодушно делившихся адресочком в записке друзьям в окопах.

От колокольни она снова перешла канал, чтобы попасть туда, где живет Кэррадайн. Ей казалось, что в городе кроме солдат разных армий остались только старики и старухи, изможденные матери с оборванными детьми, владельцы кафе и пара-тройка священников. Она нашла рю Сен-Жермен, которая, как хвасталась Кэррадайн в письме, была рядом с ее госпиталем.

Салли поднялась по лестнице мимо кажущихся запертыми и заброшенными квартир и нашла нужную дверь на втором этаже. Постучав, она услышала голос Кэррадайн, пригасившую ее войти.

Элси вышла в гостиную в фартуке, надетом на лазурное платье медсестер-добровольцев «Красного Креста». На диване, к немалому удивлению Салли, сидел сонный лейтенант Кэррадайн, теперь оказавшийся уже майором. Он был в гимнастерке и армейском свитере и негероических пижамных штанах. Лицо его казалось даже еще худее, чем во время их последней встречи в Англии.

Салли и Кэррадайн поцеловались и обнялись, причем Кэррадайн сжала Салли сильнее, чем та ее. Затем Элси отступила на шаг и спросила своего хмурого мужа:

— Помнишь Салли Дьюренс, дорогой? Она приезжала к тебе в Садбери.

На его лице появилось недоуменное выражение. Он не помнил.

— Конечно, — сказал он. Он уже привык притворяться, будто помнит то, что ранение и последующий недуг у него отняли.

— Мы как раз собираемся есть. Я приготовила пастуший пирог, увы, с добавлением мясных консервов. Ты, должно быть, проголодалась в пути.

Салли призналась, что да.

— Такое чудесное совпадение, что вы оба здесь в одно и то же время.

Кэррадайн взяла мужа под руку.

— Давай-ка пойдем к столу. У нас отдельная столовая. Ты не заметила, Салли? В обычное время такую квартиру не найдешь.

В столовой Салли и майор Кэррадайн сели за стол. Пока Элси ходила вынимать пирог из духовки, майор бросил на Салли мимолетный взгляд, в котором не читалось ни интереса, ни узнавания.

— Трудно было найти эту квартиру? — спросила она.

— О, мы сняли ее у семьи нотариуса, — крикнула Элси из кухни. — Они уехали на юг, потому что все уверены, что немцы возьмут город.

— А ты?

— Ну, когда-то все думали, что они захватят Париж. Но нет. Эрик и остальные им не позволят.

Эрик хмыкнул.

Женщины заговорили о своей работе, а майор Кэррадайн уставился в свою тарелку, будто пытаясь выяснить, что там спрятано. Кэррадайн бросала на него быстрые взгляды, рассказывая о своей ортопедотравматологической палате, которая находилась в нескольких километрах отсюда.

— По крайней мере, не ждешь, что кто-то умрет, от переломов не умирают. А новые шины и вытяжки… гораздо лучше прежних. Но это, конечно, не самая тяжелая работа из тех, что мне приходилось делать. У тебя болит голова, дорогой?

Эрик слабым голосом проговорил:

— Почему, стоит мне на секунду замолчать, как сразу эта чертова головная боль?

— Ну не надо, — сказала она с вымученной улыбкой женщины, некогда надеявшейся, но теперь уже ни в чем не уверенной. — Я просто волнуюсь, что остынет твой ужин.