Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

В селение Рахима вернулись уже под вечер, к вечерней молитве. В какой-то миг Леопольдо испытал удовлетворение, увидев знакомые лица Рахима, его жены Халии, детей, внуков. Рахим, казалось, также обрадовался, увидев Леопольдо, с которым привык коротать предзакатные часы под акацией. Заметил Леопольдо улыбку и на губах Халии. И именно Халия, как только машина с водителем и боевиками уехала, принесла Леопольдо молока верблюдицы и козьего сыра. Как обычно, оставила у входа в хижину, но, не забыв позвать его по имени с улицы.

Этот вечер Леопольдо как обычно провел под акацией, рассматривая далекие дали, замечая птиц в небе, верхушки гор на горизонте. Позже к нему присоединился Рахим, предложил ветку ката, но Леопольдо отказался. Рахим не обиделся, сунул зеленые листья в рот и принялся двигать челюстями. Легкая полуулыбка появилась на губах Леопольдо, когда он снова устремил взгляд к горизонту. В какой-то миг ему показалось, что есть некое очарование в такой, совершенно не комфортной жизни. Да, его тело давно не знало воды, а лицо соскучилось по бритве. Его глаза изо дня в день видели полумертвую пустошь и диких животных в отдалении, а не роскошные витрины бутиков, огромные рекламные бигборды и изящные здания отелей. Изо дня в день его ноздри вдыхали горячий пыльный воздух полупустыни, а не аромат дорогой туалетной воды. Но даже сейчас, даже в этих экстремальных условиях он ощущал, как по его телу разливается спокойствие от осознания того, что какой бы жизнью он ни жил, главное, что он живет – видит, дышит, чувствует. Наблюдает за темнокожими ребятишками, взбивающими босыми ногами пыль улицы; за верблюдами, с удивительным спокойствием и даже с некоторой гордостью, мало отличимой от гордыни, жующими сухую траву в загоне; за вечно голодными козами, с завидной целенаправленностью уничтожающих остатки растительности в округе, и между тем продолжавшие светить тощими боками; за не лишенными естественной красоты сомалийками, окружавшими его изо дня в день, то с вязанками хвороста на спинах или корзинами на головах, то ткавшими, то болтавшими друг с другом без умолку, когда выдавалась свободная минутка – скромными, но не лишенными чувства собственного достоинства, неспешными и даже величавыми, будто павы.

Удивительно, но даже здесь, в этом захолустном, лишенном каких-либо благ цивилизации мире, Леопольдо усматривал некое очарование жизни, жизни, напрочь лишенной суетливости и спешки, без которых уже немыслима жизнь в цивилизованном обществе. Глядя на это маленькое, уютное селение кочевников, слыша звонкий смех сомалиек и лопотание детишек, Леопольдо ощутил легкую грусть, осознав, как мало в действительности человеку необходимо для счастья.

Вернувшись в хижину после наступления темноты, Леопольдо долго лежал на циновке, бороздя океан прошлого в поисках ответов на вопросы настоящего. С некоторой горечью Леопольдо осознал, что, несмотря на то, что для счастья человеку действительно необходимо мало, ему, жителю цивилизованного мира, привыкшему к роскоши и излишествам, вряд ли когда-нибудь удастся почувствовать тот глоток чистого счастья, который ежедневно ощущают люди, чья еда очень часто состоит из верблюжьего молока да козьего сыра. В отличие от этих полуголых жителей сухих равнин, он был ребенком другого мира, мира, где за глоток даже второсортного счастья приходится расплачиваться свободой.

Главной новостью следующих недель на острове было исчезновение Винченцо. После того дня, когда его избил Кирк, Винченцо ушел из лагеря и больше его никто не видел. Синьора Полетте поначалу предлагала отправиться на его поиски, но слова в дела не превратились. В итоге синьора Полетте решила, что если Винченцо не хочет жить в лагере, то это его и только его дело.

Между тем, жизнь в лагере после того ужасного, не достойного человека, по мнению синьоры Полетте, происшествия вошла в привычное русло. Эбигейл даже помирилась с Кирком, и теперь их часто можно было видеть обоих на пляже. Удивительно, но уход Винченцо из главного лагеря в неизвестном направлении оказался благом не только для Кирка и Эбигейл. Синьора Полетте по прошествии уже первой недели и думать забыла о Винченцо, радуясь тому, что в лагере было тихо и спокойно, да и чище в отношении порядка: ей часто приходилось убирать за Винченцо огрызки фруктов, скорлупу от выпотрошенных подчистую кокосов, от птичьих или черепашьих яиц. В общем, когда в лагере стало на одного тунеядца меньше, синьоре Полетте, выполнявшей большую часть работы по лагерю, грех было не вздохнуть с облегчением.

После того события жизнь Ангелики и Алессандро также вошла в привычную колею. Как и раньше они ходили в гости в главный лагерь, только теперь не каждый день, а через день-два и, конечно же, не забывая о гостинцах – тушках свежеосвежованных рыб, крабов или черепашьих яйцах.

Так же, как и раньше, Алессандро часто, едва ли не каждый день отправлялся на могилку Луизы, где после быстрого наведения порядка долго сидел на земле, устремив взгляд далеко в океан. В такие минуты он любил одиночество и ни желал видеть никого, никого, кроме Ангелики. Когда Алессандро, бывало, засиживался на могилке, Ангелика обязательно отправлялась к океану, находила его там, садилась рядом на песок и клала голову Алессандро на плечо. В такие минуты Алессандро будто просыпался, окидывал взглядом океан, берег, замечал Ангелику, и тогда грустная улыбка появлялась на его волевом лице. Он обнимал девушку, плотнее прижимал к себе и целовал ее волосы, задумчивым взглядом продолжая бороздить бескрайние просторы Атлантики.

Так вдвоем они сидели рядом с океаном час, а быть может, и два. Ангелика никогда не торопила Алессандро, желая поскорее вернуться домой. Хоть она и не знала, что такое потерять ребенка, но уважала право Алессандро на тоску по прошлому, прошлому, в котором он, судя по всему, был намного счастливее, чем в настоящем. К сожалению или к счастью, но природа наделила человека способностью запоминать и невозможностью стирать запоминаемое, поэтому Ангелике ничего не оставалось, как грустить вместе с Алессандро, мирясь с невозможным, и тихонько радоваться возможному, радоваться тому, что, благодаря ей, сердце Алессандро не только страдает, но и любит. И Ангелика радовалась, молча, не выказывая своих эмоций, наслаждаясь тем маленьким кусочком счастья, который, несмотря на все лишения и несчастья прошлого, жизнь все же подарила ей, пусть даже там, где его совсем не ждешь – на необитаемом острове, затерянном где-то в Атлантике. Но счастье – странная штука. Если приходит, то лишь на мгновение. Когда же уходит, то оставляет после себя тревогу и неуверенность…