Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

– Camel urine, – пояснил он, взглянув на Леопольдо. – Good for eyes. Good for health [58] Верблюжья моча… Хорошо для глаз. Хорошо для здоровья (англ.) .

У Леопольдо возникло желание разомкнуть ладони, но вместо этого, силой воли подавив отвращение, он поднес руки к закрытым глазам и ополоснул их.

– Don't open eyes. More [59] Не открывай глаза. Еще (англ.) , – наставлял Рахим, снова наполняя ладони Леопольдо верблюжьей мочой.

И снова Леопольдо подносил руки к глазам. И снова ополаскивал воспаленные солнечным светом и песком глаза. Когда Рахим посчитал нужным закончить лечение, Леопольдо вернулся в хижину. Но позже сомалиец вновь тревожил его покой, чтобы продолжить лечение, и так, пока ночь не смахивала солнечный диск с тускнеющего небосклона. Когда Рахим и его домашние засыпали, Леопольдо покидал хижину, садился под акацией и слушал тишину ночи, изредка прерываемую едким хохотом гиен, коротким блеянием испуганной козы в загоне, смотрел, как лунный свет серебрит еще не остывшую от дневного жара землю и гонит из темных закутков тени.

Лечение верблюжьей мочой продолжалось еще несколько дней. К своему удивлению вскоре Леопольдо почувствовал, что глаза перестали слезиться, да и чесотка сошла на нет. Рахим также был доволен результатом.

– Alhamdo lillah, – говорил. – Alhamdo lillah [60] Слава богу (араб.) .

Леопольдо наблюдал за тем, как Рахим доит верблюдицу в загоне, когда услышал ворчание автомобиля. Взгляд, брошенный в сторону, выхватил среди желто-красного океана песка, поросшего мелкими, скрюченными от нехватки воды деревцами и пожухлой травой, белый каркас автомобиля.

– Ahmed is coming [61] Ахмед едет (англ.) , – сообщил Леопольдо, внутренне напрягаясь.

Рахим отставил в сторону грязное покореженное металлическое ведерце, наполовину полное молока, погладил морду верблюдицы, что-то шепнул ей в ухо, после чего вышел из загона. Рядом, по ту сторону ограды, точно ураган пронеслась вереница полуголых ребятишек. В руках одного Леопольдо заметил ветку, к которой было привязано невесть откуда взявшееся в этой глуши игрушечное колесо.

Звук работающего двигателя слышался ближе. Ведомый предчувствием, Леопольдо вернулся к своей хижине и замер у входа, готовый в любой миг затеряться среди ее тихой полутьмы.

Машина остановилась в десятке метров от проема ворот, ведущих на подворье. В салоне машины Леопольдо разглядел троих – Ахмеда, водителя и одного из тех боевиков, которых Леопольдо уже успел лицезреть в прошлый приезд Ахмеда. Ахмед выбрался из машины и направился во двор. Верной собакой последовал за ним боевик.

Леопольдо хотел, было, скользнуть в хижину, дабы не привлекать к себе лишнего внимания, но тут в сознании родилась мысль: "Не потому ли приехал Ахмед, что получил выкуп за него? Неужели он скоро оставит позади эту, лишенную божьей милости землю, и все, что с ним произошло, будет не чем иным, как обычным кошмаром, о котором тут же забудешь, стоит открыть глаза после ночного сна?".

Ахмед поздоровался с Рахимом, перебросился с ним парой фраз, затем повернул голову, увидел Леопольдо и крикнул, поигрывая автоматом на плече:

– You! Come here! [62] Ты! Иди сюда! (англ.)

Леопольдо не спешил выполнять требование Ахмеда, заметив, что у того помимо автомата больше ничего в руках не было. Это могло означать только одно – выкуп за Леопольдо Ахмед не получил. То-то у него такой недовольный вид. Леопольдо напряг память, пытаясь вспомнить, когда последний раз видел на лице Ахмеда улыбку. Не помнил, а на память в его возрасте грех жаловаться.

– You! Come here! – вновь услышал Леопольдо крик Ахмеда.

– For what? [63] Зачем? (англ.) – спросил.

Ахмед тряхнул автоматом и указал боевику, стоявшему рядом, на Леопольдо, будто команду "взять" давал собаке. Леопольдо напрягся, наблюдая за приближением боевика. Взгляд то и дело устремлялся к автомату у того на плече.

Боевик приблизился, дуло автомата ткнулось Леопольдо в грудь. Боевик кивнул в сторону Ахмеда. Леопольдо, не сказав ни слова, поплелся к Ахмеду. Ахмед разговаривал с Рахимом, но когда Леопольдо оказался в метре от него, резким движением сбросил с плеча автомат, коротко замахнулся и всадил приклад в живот Леопольдо.

Леопольдо охнул, согнулся и упал на колени. Послышался запоздалый, протестующий окрик Рахима, но Ахмед оставил его без внимания, одной рукой продолжая удерживать автомат, второй – схватил Леопольдо за шею и поднял того на ноги.

– If I say, you obey [64] Если я говорю, ты подчиняешься (англ.) , – в нос ударила вонь изо рта Ахмеда – смесь ката, молока верблюдицы и еще бог знает чего.

Леопольдо испытал облегчение, когда воздух вновь наполнил его легкие. А он-то думал, пока корчился эпилептиком в ногах Ахмеда, что этого уже никогда не произойдет. В глазах защипали слезы, но горячий воздух высушил их быстрее, чем они скользнули вниз по щекам. Боль отступала, а вместе с ней в тело Леопольдо возвращалась жизнь.

– Don't fuck with me! – рявкнул Ахмед, прижав дуло автомата к подбородку Леопольдо. – Do you understand me, italian dog? [65] Не шути со мной… Ты понимаешь меня, итальянская собака? (англ.)

– Yes, – прохрипел Леопольдо. – Yes [66] Да… Да (англ.) .

Ахмед оттолкнул Леопольдо.

– Go to the car [67] Иди к машине (англ.) , – дуло автомата качнулось в сторону машины.

Сопровождаемый боевиком, Леопольдо направился к машине, забрался в салон и замер в дальнем углу, на покореженных, будто от болезни, изъеденных ржавчиной обломках сиденья, ощущая нестерпимое желание утолить внезапно появившуюся жажду, унять сердцебиение и оказаться отсюда как можно дальше. Подальше от Сомали, его жестокого африканского солнца и людей, не желающих ценить ни собственную жизнь, ни жизни других людей. Водитель протянул охраннику Леопольдо пучок листьев ката. Тот ухмыльнулся, поблагодарил и сунул их в рот, задвигал челюстями, как корова на пасовище.

Леопольдо положил голову на колени и закрыл глаза. Жажда не отпускала, как и желание вырваться из этого ада. Подумал о капитане. Позавидовал. Тот, наверное, уже дома. Хотел понадеяться на его слова, брошенные перед расставанием, но скепсис победил, затолкал их как можно глубже в подсознание и забыл, как старую, ни на что не годную рухлядь, укрытую беспамятством на чердаке. Услышал, как Ахмед присоединился к компании. Машина тронулась с места и, набирая обороты, покатила, давя колесами обеденный жар и комки воспоминаний, все еще цепляющиеся за настоящее.

Леопольдо вспомнил, что забыл попрощаться с Рахимом, поднял голову, но того и след простыл. Крыши домиков дрожали в отдалении, бились в ознобе, изнемогая от зноя, окутавшего их прочными канатами настоящего. Леопольдо смотрел на эти полуживые крыши, не испытывая никаких эмоций. Так смотрит человек на нечто привычное, то, что всегда перед глазами было и будет впредь. Так и Леопольдо. Внутри него не было радости от осознания того, что он покидает это место. Не было и надежды, что в будущем его ждет что-то другое. Кто-то назвал бы это предчувствием, кто-то формой острой депрессии, рвущей на части нутро человека, утратившего веру в будущее. Так или иначе, но Леопольдо казалось, что он еще увидит это затерянное посреди безводной пустоши кочевое селение, поэтому не ждал от будущего никаких подарков.