Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

Алессандро сглотнул, на его губах снова запузырилась кровавая жижа. Взгляд устремился куда-то вверх, но Ангелика не была уверена, что он смотрит на небо. Казалось, глаза Алессандро смотрят на небо, но внутренний взор обращен на что-то другое, то, что находится не в мире под солнцем.

– Прости… прости меня, малышка, – кровавая жижа скатилась по скуле Алессандро, перебежала на шею и затихла, словно в раздумии, куда направиться дальше.

– Алессандро, – Ангелика погладила ладонью Алессандро по щеке. – Ты слышишь меня?

– Прости… малышка, – вновь прошептал Алессандро. – Мы… мы скоро… скоро… – Алессандро закашлялся, кровь толчками побежала изо рта, – …снова будем вместе.

Ангелика увидела, как глаза Алессандро закрылись, голова свесилась на грудь.

– Нет, – девушка мотнула головой, словно не желая мириться с очевидным. – Нет.

Ударила Алессандро кулаком в грудь и склонилась над ним. Рыдания сотрясли ее тело.

– Алессандро… Алессандро, у нас будет ребенок.

Накатившая волна попыталась вырвать из ее рук тело Алессандро, но она держала его крепко, держала как самую большую драгоценность в своей жизни, драгоценность, которую меньше всего хотела потерять.

Следующие недели Леопольдо провел в своей хижине в селении Рахима в ожидании того часа, когда снова приедет Ахмед. После того как он едва выжил на равнине, ощутив близкое дыхание смерти, Леопольдо перестал ее бояться, поэтому ждал приезда Ахмеда не со страхом, а с желанием узнать, чем все это закончится. Время, травы и верблюжья моча лечили тело и душу Леопольдо, а Ахмед все не появлялся. Не раз он интересовался у Рахима о его родиче, но тот лишь пожимал плечами в ответ, мол, знаю не больше твоего. Уже потом, во время одной из их ежедневных бесед под акацией, Леопольдо узнал, что крикнул Рахиму Ахмед, уезжая из селения в прошлый раз. Если Рахим готов направить оружие на брата из-за итальянца, пусть оставит его себе, ибо больше он ничего не получит. Рахим тогда Ахмеду не поверил, полагая, что Ахмед не пойдет на нарушение уговора, тем самым подмочив репутацию не только перед Рахимом, но и всем кланом. Но теперь, не имея никаких вестей от Ахмеда, Рахим начал подумывать о том, что Ахмед все-таки привел угрозу в исполнение. И все же он ждал вестей, если не от самого Ахмеда, то о нем.

Наступил сезон дождей, заставивший Леопольдо впасть в состояние не иначе как легкого умопомешательства. При виде тяжелых капель, с тихим стуком падавших на обезвоженную землю, Леопольдо навешивал на лицо идиотскую улыбку, раздевался едва ли не догола и принимался с улюлюканьем носиться по улице, вызывая недоумение у взрослых обитателей селения и бурную поддержку со стороны детворы, бегающей за ним с открытыми ртами, дабы на бегу ловить живительные капли пресной воды. По мнению Леопольдо у жестоких небесных богов появилось сердце. Как иначе объяснить этот дождь? Это действительно выглядело как чудо. По крайней мере, для Леопольдо. Особенно после долгих месяцев засухи, которую он мог видеть изо дня в день все то время, что находился в селении Рахима. Поэтому неудивительно, что Леопольдо как сумасшедший бегал по улице, раскрыв рот так широко, что, казалось, намеревался проглотить небо.

К неудовольствию Леопольдо сезон дождей закончился быстро, а по его мнению, очень быстро. Сухая земля даже не успела напиться, как ветер разогнал тучи, тем самым восстановив на небесном троне смещенное на короткое время солнце. Когда снова потянулись жаркие сухие дни, Леопольдо начал скучать по тем мокрым дням, когда лежал на циновке в хижине и слушал милое его сердцу шелестение дождевых капель по крыше, в кои-то веки наслаждался сырым запахом дождя, а не иссушенным горячим воздухом дневного зноя.

Уже позже, когда жара вновь стала привычной, а короткий сезон дождей вспоминался не иначе как красивый сон, о котором забываешь так же быстро, как и о самом ужасном кошмаре, в одно раннее утро на пороге хижины, которую занимал Леопольдо, возникла молчаливая фигура Рахима. Леопольдо еще спал, но почувствовав чье-то присутствие в хижине, проснулся. Полумрак, живущий в хижине, не давал возможности разглядеть лицо сомалийца, но по тому напряженному молчанию, которое хранил Рахим, и его поникшим плечам, Леопольдо не составило труда догадаться, что случилось ужасное.

«Умерла верблюдица», – было первой мыслью Леопольдо, когда он увидел Рахима.

Еще вчера Рахим рассказал ему о верблюдице, которая заразилась какой-то инфекцией, из-за чего у нее повысилась температура тела, участились запоры и напрочь пропал аппетит. Леопольдо было жалко Рахима, так как он знал, с каким трепетным отношением сомалиец относился к своим верблюдам, особенно верблюдицам, способным дать приплод. Потерять верблюда для любого кочевника – все равно, что потерять члена семьи.

Леопольдо ничего не говорил, не спрашивал, ждал, когда заговорит Рахим. Наконец тот пробормотал: "Kullu shei' bimashi'at allah [94] На все воля Аллаха (араб.) " и поманил за собой Леопольдо.

– Need to talk [95] Надо поговорить (англ.) , – сказал Рахим, выходя из хижины.

Леопольдо натянул джинсы и последовал за сомалийцем. Они устроились под акацией, приветствуемые заливистой утренней песней зарянки. Пока шли к акации, Леопольдо заметил Халию, выскользнувшую из хижины с закрытой дверью. Но сейчас дверца была открыта, будто приглашала внутрь.

– You are free, Leo, – Рахим сделал широкий жест рукой по направлению к все еще сонной равнине. – Go home [96] Ты свободен, Лео… Едь домой (англ.) .

– Go home? – переспросил Леопольдо, подумав, что ослышался. – But why? [97] Но почему? (англ.)

Радости, услышав слова Рахима, он не почувствовал. Удивление, недоумение, но только не то возвышенное чувство, которое ощущает человек, вновь обретший свободу. За многие месяцы так называемого плена он успел свыкнуться со своим положением, но этим вряд ли можно было бы объяснить отсутствие какой-либо радости с его стороны. Только непониманием причины своего освобождения. Леопольдо слушал Рахима, а сам все думал, что случилось такого, что Рахим ни с того ни с сего решил отпустить его домой. Даже бескрайняя равнина, которую ему предстояло пересечь, не занимала его мысли в эти минуты. Как и отсутствие денег, чтобы добраться до Европы. Все это отошло на второй план, уступив место главному вопросу: "Почему?".

– Go home, – кивнул Рахим, окидывая равнину грустным взглядом. – You are free now, Leo. I let you go, though never held [98] Едь домой… Ты свободен, Лео. Я разрешаю тебе уйти, хотя никогда не держал (англ.) .

– But why? Ahmed gave you money [99] Но почему? Ахмед дал тебе денег? (англ.) ?

– No, no money, – Рахим мотнул головой и заговорил о чем-то для Леопольдо совсем непонятном. – Allah gave, Allah took… Kullu shei' bimashi'at allah… [100] Нет, нет денег… Аллах дал, Аллах взял (англ.)… На все воля Аллаха (араб.)