Пол Бейти - Черный кандидат

– Уинстон, не к добру эти игры.

– Resultado : получил предложение работы, но не смог принять его, потому что я слишком толстый для имеющихся комбинезонов, а также страдаю аллергией на моноксид – или диоксид, какая разница – углерода.

Уинстон сложил листок и убрал в задний карман. Иоланда отодвинулась от перил и от своего мужалентяя.

– Борзый, ты какой-то странный, – заныла она.

Уинстон запустил руку в ее сумочку, вытащил автоматический «рейвен» двадцать второго калибра и недобро ухмыльнулся. Может, подумал он, я снова бросаю вызов судьбе с этого крыльца у дома 258 по Восточной 109-й стрит.

– Мы должны вернуться к тому, что у нас получается лучше всего, – к буйству. Я чувствую себя возмутителем спокойствия, как Ричард Уидмарк в «Поцелуе смерти», когда он готовится спустить с лестницы старушку в инвалидном кресле. Я готов взяться за дело. Я знаю, что остался в живых, потому что мне уготовано высшее предназначение.

– Ты бредишь. Когда это случилось, ты и не думал о каком-то предназначении. А сейчас что несешь…

Уинстон поднес пистолет к губам, дохнул на блестящий металл и принялся полировать оружие изнанкой рубашки, время от времени вертя его на солнце.

– Эти штуки пробуждают воображение. Вроде как у тебя есть шикарная идея, но пока не удается ее ухватить…

Пистолет изменил настроение собрания. Чарльз и Надин отреагировали на ствол, как бездетная пара – на чужого ребенка: «Мальчик мой, где ты это взял? Какая прелесть. Дай подержать».

Иоланда и Фарик насторожились, но сохранили безразлично-спокойный вид; они уважали силу оружия, но понимали, что это не повод для беспокойства, если не обострять обстановку.

– Борзый, это ж пушка Деметриуса. Ты сбрендил? Ты же знаешь, на этом стволе трупы.

Загнав патрон в патронник, Уинстон наставил пистолет на трех человек в форме метрах в тридцати от крыльца. Троица с собакой на поводке шла в их сторону. Армелло запаниковал и издал стон подлинного блюзмена:

– О-о-о-о… Борзый, ты что творишь? Целишься в полицейских! Почему не сказал, что ты с волыной. Я же на УДО, чувак! Меня сейчас закатают, потому что ты, скотина толстая, ствол притащил!

Армелло повернулся к Фарику и нервно затараторил:

– Плюх, мне обратно в тюрьму не надо. Я не знал, что Уинстон притащил ствол, будешь свидетелем, лады?

– Расслабься, Армелло, это всего лишь Бендито с выводком.

Когда трое с собакой подошли ближе, Уинстон опустил руки и, хмурясь, положил пистолет под ногу.

– А я думал, ты боишься оружия, – прошептал Чарльз.

– Иоланда со мной работает. Я смотрю страхам в глаза. Заставляет привыкать к стволу, понемножку за раз, шаг за шагом. Как это называется, зай?

– Десенсибилизация фобии, – ответила Иоланда, радуясь возможности похвастаться терминами из «Введения в психологию». – Но я вижу, что ты все равно нервничаешь. Взмок весь, и веки дрожат. Жаль, у меня нет с собой прибора для измерения кожно-гальванической реакции, я могла бы численно оценить твой прогресс.

Тройняшки Бонилла – Бендито, Мигелито, Энрике – и их коричневый питбуль с розовым носом, Дер Комиссар, остановились у лестницы. Братья выросли на 109-й стрит, через два дома от Уинстона. Их внешний вид и политические воззрения покрывали весь местный латиноамериканский спектр. Бендито был красавец, хоть сейчас на обложку романа: блондин-жиголо, волосы шевелит тропический бриз, который он, видимо, повсюду носил с собой. Как националист, Бендито презирал ежегодный парад на День Пуэрто-Рико, как оскорбительный для la Patria . Он говорил:

– Когда мы пройдем маршем по Пятой авеню с оружием, как молодые господа, проповедуя любовь таино, наших предков, тогда я запою «Oye Como Va». Tú sabes? Понял?

Мигелито был смугл, как кубинский боксер, но хранил верность предполагаемым испано-майорканским корням и Соединенным Штатам. Он считал, что вхождение Пуэрто-Рико под сень звездно-полосатого флага облагородит его возлюбленный остров.

– Мы больше не будем грязными. Мы будем экзотичными, como Гавайи, – считал он.

Энрике Бонилла, средний из тройняшек, страдал витилиго. Его кожа, как набивной ситец, сверкала всеми оттенками меланиновой палитры, и политические взгляды были под стать. Он метался между тремя главными ипостасями Пуэрто-Рико: независимостью, государственностью и текущим статус-кво – протекторатом США.

Объединяла тройняшек ненависть к Уинстону. Вражда между ним и братьями началась еще в начальной школе. В один прекрасный день Борзый заметил, что лицо Энрике напоминает пазл из карты Соединенных Штатов. Он затолкал юного члена троицы в чулан со школьными швабрами, фломастером указал названия штатов на каждом пятне его лица, поставил точки и подписал все столицы, которые смог вспомнить: Сакраменто, штат Калифорния, располагался рядом с правым ухом Энрике; Топика, штат Канзас – под правым глазом; Индианаполис, штат Индиана – под левым, и Талахаси, штат Флорида – на левой челюсти. По словам Уинстона, извилистая линия, которая пересекала лицо Энрике ото лба до подбородка, символизировала реку Миссисипи. Этот поступок стал объявлением войны, и с тех пор Уинстон оттачивал на братьях Бонилла свои боксерские навыки.

Несмотря на то что тройняшки записывались на все доступные школы карате и бокса в Манхэттене, Уинстон бил их жестоко и регулярно, размалывая в фарш все зиготные комбинации: поодиночке, Бендито и Энрике, Бендито и Мигелито, Энрике и Мигелито и всех троих вместе. Как многие городские дети, страдавшие от издевательств, братья Бонилла после окончания школы записались во вспомогательную полицию. Служебное рвение не стало следствием стремления братьев к социальной справедливости. Скорее их натаскали для работы, которая давала выход мстительности и подавленной ярости. Из оружия полагались лишь наручники, фонарик и штрафные бланки. В родном квартале у них была репутация не из лучших: они последними появлялись на месте преступления и часто исподтишка били подозреваемых, чтобы продемонстрировать «полицейскую солидарность».

Братья с собакой остановились у крыльца. Две стороны, надзор и поднадзорные, какое-то время молча смотрели друг на друга. Бендито, старший (на три минуты), поставил на нижнюю ступеньку ногу в сияющем ботинке из искусственной кожи. Их адский пес, Дер Комиссар, поставил рядом короткую лапу. Плевок Уинстона приземлился в нескольких сантиметрах от ботинка Бендито, и собака тут же отдернула лапу на тротуар.

– День добрый, morenos [12] Смуглые, коричневые ( исп .). , – поздоровался Энрике.

– Buenas tardes a los tres pendejos. Ahora, vete por carajo [13] Добрый день, три засранца. А теперь пошли на хрен ( исп ). , – ответил Уинстон.