Пол Бейти - Черный кандидат

– Точно-точно, с чего мы должны тебе доверять? – отозвался Шугаршак.

Оруженосцы Клиффорда расселись по местам, поглаживая бородки и заканчивая фразы друг друга.

– Вы понимаете, что имел в виду Мао, когда сказал, что…

– …в отношениях, которые должны существовать между народом и армией, народ следует сравнить…

– …с водой, а армию – с рыбой, которая в ней обитает?

Клиффорд поднял руку, требуя тишины.

– Ты, Том, угодник белых. Один из этих политических, культурных и социальных теоретиков. А теперь ты охмуряешь моего сына?

Спенсер выпрямился.

– У меня есть только одна теория. Если угодно, метатеория. Я считаю, что хорошая теория должна быть простой, обобщаемой и точной.

– Что еще за пиздотеория? – буркнул Клиффорд, отпуская, наконец, запястье Спенсера.

– ПОТ-теория, теория про теории. Но ни одна теория не удовлетворяет всем трем критериям: простота, обобщаемость и точность.

– Теория относительности! – выкрикнул Шугаршак, польщенный, что сумел вспомнить величайшую из теорий.

– Обобщаемая и точная, но не простая, – ответил Спенсер.

– А как насчет теории, что педики и индусы много говорят? – предложил Гасто, вытаскивая из прически свой гребень, чтобы расчесать шевелюру.

Клиффорд нахмурился и спросил:

– Это чья теория?

– Моя, а что? – Гасто воткнул свою вилку со стальными зубьями обратно в афро.

– Звучит скорее как предубеждение, а не теория, – сказал Спенсер, – но назовем это теорией ради ознакомительной дискуссии. Она простая, но точно не обобщаемая и не точная.

Уинстону надоело жаться к стеночке на вечеринке предположительно в свою честь. Он подошел к столу, посадил Джорди перед Инес и уселся на место. Джорди переполз через весь стол и устроился на отцовском колене.

– В общем, единственная теория, соответствующая всем трем критериям ПОТ-теории – сама ПОТтеория.

– Ты где был, умник? – спросил Клиффорд.

– А ты где был?

– Парень, не пытайся мне дерзить. В наше время для того, чтобы поставить черного юнца на место, не требовалось чужого вмешательства. Все было по уму. Детей растило сообщество. Если миссис Джонсон увидит, что ты ведешь себя неправильно, она тебя позвала, ты пришел. Она взгрела тебя палкой по заднице, и ты это принял. Послала тебя домой, позвонила мамаше твоей. Потом твоя мама спрашивает: «Миссис Джонсон правду сказала?» – ты отвечаешь «да» и получаешь новую взбучку от родителей.

Борзый привычно отмахнулся от отца.

– Если в ваше время все было так чинно и организованно , то откуда ты такой мудак?

Клиффорд вскочил, воздев руку к небу.

– Ниггер, не смей проявлять неуважение!

Тут стоящий на столе телефон ожил, хрюкнул, и колючий голос матери Уинстона гаркнул:

– Клиффорд, оставь Уинстона в покое!

– Да, ма, скажи этому ниггеру! – Уинстон пододвинул к себе аппарат и прибавил звук. – А то мне придется запихнуть его правозащитные солнечные очки туда, где солнце не светит.

– Как твои дела, сынок?

– Хорошо, мама, скучаю по тебе.

– Я рада с тобой поговорить, детка, но через полчаса у меня заканчивается обед.

Спенсер придвинулся к столу.

– Кстати о теориях. Мне кажется, мы только что видели в действии теорию Фрейда об эдиповом комплексе.

– Эта теория не обобщаема, – заметила Иоланда. – И она точно не относится к черным. Да, какой-нибудь ниггер может захотеть убить своего отца, но он точно не собирается трахать свою мать. Кузину куда ни шло, но маму – никогда.

Спенсер вынул блокнот, ручку и начал заседания.

– Я рад, что все смогли прийти. Мы собрались здесь, чтобы помочь Уинстону Фошей найти, как он говорит, «правильный путь». Все мы знаем его как непростого молодого человека с неиспользованным гигантским потенциалом. И Уинстон, я знаю, что ты с цинизмом смотришь на все это и происходящее напоминает тебе поминки, но имей в виду, что сегодня мы, в отличие от Антония и Брута, пришли не хоронить тебя, а хвалить.

Фарик повернул набок козырек своей бейсболки.

– Борзый, я не вдупляю, что этот клоун говорит, но я пришел сюда, чтобы убедиться, что ты найдешь работу и вернешь мне долги, ниггер.

– Пошел ты. Будут деньги – отдам.

– Давайте начнем. Уинстон, одна из начальных задач Старшего брата – поставить в известность группу поддержки Младшего брата, оценить силу социальной сети, потом сформулировать план действий.

– Минуту.

– Да, мистер Фошей.

– Я не могу с чистой совестью быть частью всего этого, не зная ваших политических симпатий, мистер Трокмортон. Откуда нам знать, что вы не ведете Уинстона по дороге черной апатии?

– Для начала я не верю в ярлыки.

– И все равно ты жидовский ублюдок.

– Спасибо, Фарик. До того как меня столь грубо снабдили ярлыком, я говорил, что для меня политические термины, вроде «левый», «правый», «демократ», «республиканец», не имеют значения. Они ничего не говорят о политической личности или мотивах человека. Степень политической зрелости я оцениваю по тому, пишет ли некто слово «черный» с заглавной буквы и правильно ли произносит имя Энтозаке Шангеи.

– Кого? – спросил Давуд.

Гасто пихнул локтем туповатого товарища.

– Ну та, ты знаешь, сестра, что написала «Радуга для цветных телок, у которых руки слишком короткие, чтобы играть в ладушки с Богом».

– Ага, вспомнил. Какая-то сучка рассказывает, как братья их не уважают. Крутая была штука – я смотрел под коксом.

– Мы можем вернуться к делам Уинстона?

Клиффорд барабанил пальцами по столу.

– Я просто не хочу, чтобы пострадала целостность моего сына как сильного черного мужчины. Мы обязаны обеспечить его развитие как черного мужчины, наследника африканской аристократии, южного рабочего класса и некоторых безбашенных бруклинских ниггеров, которые не признавали компромиссов.

Многозначительно воздев палец, Спенсер прервал его:

– Не думаю, что мы должны так далеко заходить с «правом черного человека на самоопределение». Это как вычислять значение числа пи до пятимиллиардного знака после запятой – ну и что?

– Минутку, черт побери!

Все присутствующие, как участники спиритического сеанса, завертели головами, пытаясь понять, откуда раздается бестелесный глас.

– Есть там кто-нибудь?

– Блин, мама ж еще на линии! Заткнитесь все! Говори, мам.

– Слушайте. Это жизнь Уинстона. Пускай Уинстон решает, что ему с ней делать. Мне пора, пока, сынок. Позвоню попозже.

– Мам, я тебя люблю.

После внушения миссис Фошей все застыли в креслах, ожидая, что Уинстон возьмет на себя управление собранием и своей жизнью. Но он, не замечая внезапной тишины, порылся в рюкзаке и вынул из него коробку с едой. Отставил в сторону контейнер с печеной свиной лопаткой, фасолью, желтым рисом и каяном. Потом снял обертку с тонкого вялого буррито. Откусил от него и тут же выплюнул все обратно.