Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

Барни Ивенс всхрапнул. Глаза миссис Ивенс широко раскрылись. Она разбудила Барни.

— В комнате кто-то есть, — сказала она.

Но, конечно, там никого не было.

— Мне надо завтра быть в суде, — буркнул он и уснул, но не прежде, чем они уютно обнялись.

— Шантаж теперь не в моде. — Брайан Мосс, наниматель Джелли, взял и сказал ей на следующий день — поскольку никто уже ничего не стыдится. А она кивнула и вежливо улыбнулась, но сама подумала: «Много ты понимаешь!» Воображение других людей, совершенно очевидно, работало не в ту сторону, как ее. В эти дни в кармане у нее было полно дискеток с крадеными файлами, как карманы других людей полны радуг — во всяком случае, по их убеждению. В хозяйственной сумке она унесла домой в «Клэрмон» папки с письмами и записями подслушанных разговоров, показаниями и заявлениями под присягой из многих источников, причем не только из имеющих отношение к делу о разводе «Райс против Райс». Беседуя со своими адвокатами, люди выбалтывают много лишнего, а Джелли начинала интересоваться и другими, помимо самой себя или самих себей. Главное, как любила повторять Лавендер Уайт, в служебных обязанностях то, как они отвлекают девушку от личных проблем.

Что до леди Райс, так она почти не реагирует, просто не в силах реагировать — гнев до того ее пожирает, что у нее не остается сил удивляться чему-либо, ни криминальным замашкам Джелли, ни въедливости Анджелики, ни тем более блядству Ангел. Леди Райс нравится обличать несправедливость, и в этом она обретает некоторое утешение, но она еще не избавилась от давящего груза сексуальной ревности. Она вынуждает себя созерцать своего мужа в объятиях другой, однако согласие принять реальность и привыкание к источнику боли, когда, не дрогнув, глядишь ему прямо в глаза, не утишает этой боли, как полагалось бы. И только все ухудшает. Ревность бушует по-прежнему, грызет ей внутренности, изматывает ее.

Но зато теперь леди Райс хотя бы видит (спасибо Ангел), что, когда это доходит до этого, она абсолютно не леди.

С тресс жизни в «Клэрмоне», оплачиваемой крадеными кредитными карточками, начинает сказываться на Анджелике. Когда звонит телефон, она подпрыгивает. Что, если это администратор? И он предупредит их, что они должны съехать? Их разоблачат, вышвырнут вон, привлекут к суду, опозорят!

Анджелика и раньше жила под страхом неминуемого разоблачения. Не важно, сколько денег на ее банковском счету, — если заверещит телефон за решеткой, пока она стоит у окошечка, она уверена, что звонят о ней, что ее самозванство раскрыто.

Ангел обожает заказывать в номер шампанское и трехслойные сандвичи с мясом и салатом. Анджелика, непонятно почему, считает, что ей безопаснее заказать кока-колу и датские пирожки Леди Райс в силах лишь чуть поковырять лангуста на пару. Ангел предлагает соблазнить рассыльного, доставившего заказ, — пусть забудет занести его на их счет: может, так Анджелике будет легче? Но Анджелика судорожно вздрагивает и отказывается. Заказ большой, но съедается из него очень мало.

Леди Райс подписывает счет, который еженедельно предъявляет ей администратор, и Джелли отправляет его. До сих пор райсовское поместье оплачивало эти счета безо всяких вопросов, хотя и без восторга. Анджелика ахает и охает — кража, мошенничество!

Но последнее время Анджелика слышит у себя в голове новые голоса. Доминирует среди них мужской, в этом она уверена. Звучат они, когда остальные спят. Мужской голос зациклен на грехах Роберта Джеллико, на его эго. Он бормочет и бормочет, создавая рокочущий фон накапливающегося агрессивного недовольства.

— Я бы рад вогнать раскаленную кочергу в задницу Джеллико, — ворчит голос. — И я это сделаю. Обязательно. Я с ним посчитаюсь. Он пожалеет, что родился на свет. Он не только преступник, но и вор; заслужил, чтобы его вздернули, распяли. Я на твоей стороне, детка. Если кто-нибудь тебя прижмет, дай мне знать… Я ему за тебя глаза вырву… — Ну и так далее. Порой голос становится энергичнее, четче, угрозы и поношения — более изобретательными. Возникает впечатление, что новое эго (Анджелика опасается, что так оно и есть) подбирает завершенную, удобную и прочную личность, прежде чем официально заявить о себе.

Другим она про него не говорит. Ей стыдно прятать в себе мужчину как часть себя — ну, как Ангел оказалась частью леди Райс. Что они подумают! Она ощущает себя извращенной и грязной.

Анджелика ловит себя на попытке починить краны в мраморной ванне и закрепить душ, вместо того чтобы позвонить и потребовать слесаря. Она закрутила их с излишней силой и сорвала с резьбы. Она пинала телевизор, потому что таким способом его можно заставить переключаться на другие станции без помощи дистанционного управления.

— Что ты делаешь?! — умоляюще вопиет Джелли. — Ты все ломаешь. Ты сошла с ума.

Анджелика смеется могильным смехом.

— Дешевая дрянь! — жалуется голос. — Черт, это местечко сплошь эрзац. Ты знаешь, что этот мрамор — одна пластмасса?

— Кто это? — подозрительно спрашивает леди Райс.

— Я, а то кто же? В скверном настроении, — отвечает Анджелика, зная, что лжет Внутри нее мужчина обретает форму, как Ангел обрела форму в леди Райс. Анджелика ощущает себя оскверненной и опозоренной, хотя понимает, что стоит ей признать мужскую часть себя, и она станет более полной, более округленной, более эффективной личностью. V этого мужчины отличный аппетит, и Анджелика начинает поглощать гамбургеры и чипсы, а также сосиски с картофельным пюре. Он заказывает пиво. По пути домой Анджелика купила гантели. Она стоит перед трюмо и занимается бодибилдингом. Взмах, подними, опусти. Взмах, подними, опусти.

— Прекрати, — визжит Ангел. — Мне не нужна мускулатура. Ну на кой она девушке!

— Я слишком утомлена для подобного, — стонет леди Райс.

— Полезно для нашего здоровья, — уступает Джелли. — Мы слишком мало разминаемся.

— Секс — самая лучшая разминка, — говорит Ангел. — И его у нас с избытком. Что? Вам требуется больше? Я запросто.

Трижды в неделю они отправляются с Рамом на подземную автостоянку. Он заезжает за ними на три четверти часа раньше, чтобы они не опаздывали к Брайану Моссу. Остальные утра он обслуживает других постоянных клиентов, хотя сексуально никого больше, заверил он их. Им всем он теперь очень нравится.

Взмах, подними, опусти; взмах, подними, опусти. Анджелике удержу нет. Она выжидает, чтобы остальные уснули. Прислушивается.

— Привет, — говорит она. — Ты кто?

— А плюс Я плюс Кс от «икс» — неизвестный фактор.

— Аякс, — говорит она.

— Ага! — говорит он. — Так в чем твоя проблема? — и он исчезает.