Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

— Сегодня дополнительные занятия для пап, — ответила она. — Так что раз ты не мог поехать, мне тоже никакого смысла не было. Правда, Стив с Гильдой поехали. Зато у меня образовалось свободное время, чтобы приготовить особое угощение нам на обед. И мы сможем побыть вдвоем, так как Джейсон и Сюзан ушли в кино. Будем есть?

— Не понимаю, зачем ты приготовила говядину, — сказал он. — Я же мясо не ем. Есть мясо противно натуре.

— С каких это пор? И чьей натуре?

Но он не ответил. Он был не в шутливом настроении.

— Боюсь, без мяса один овощной гарнир — как-то скудно, — извинилась Анетта, подавая мужу тарелку.

— Мне вообще требуется очень немного, — объявил Спайсер. — Фрукты-овощи, иногда что-нибудь бобовое. Знаешь, если бы у тебя постоянно стояла ваза с фруктами, я мог бы брать что-нибудь, когда аппетит придет, и тогда можно было бы обходиться без этих никому не нужных семейных трапез. Тем более без обедов вдвоем. Они, наверно, так же в тягость тебе, как и мне.

Вежливо улыбнувшись Анетте, Спайсер встал из-за стола и вышел в гостиную. А там, вместо того чтобы развернуть, как обычно после обеда, газету, открыл книгу «В поисках Отца» с красно-оранжевыми спиралями на обложке и погрузился в чтение.

Анетта убирала со стола. Ребенок в животе взбрыкнул. Анетта запустила в стену тарелку. Тарелка разбилась. Анетта влетела в гостиную, выхватила у Спайсера книгу из рук и швырнула в огонь.

— Спайсер, мать твою, в чем дело, а? — заорала она на него.

Спайсер хладнокровно смотрел на жену, по временам переводя взгляд на камин, где догорала книга. Он мог бы еще ее спасти, если бы пожелал, но это не входило в его намерения.

— Ты посмотри на себя, — сказал Спайсер. — Посмотри на себя в зеркало и спроси у себя, в чем дело. И попробуй взять себя в руки. Ты совсем обезумела.

— Но что я такого сделала?

— Ты не виновата, — сказал Спайсер. — Ты собой не владеешь, я понимаю. Но давай вспомним, как было дело. Сначала ты звонишь мне в контору и пытаешься ли шить меня покоя на работе; ты ни на час не можешь от пустить меня от себя; потом ты звонишь моей секретарше и пытаешься настроить ее против меня. Все утро ты по тратила на разговоры по телефону с Гильдой, обсуждая нашу супружескую жизнь, — я обедал со Стивеном, кстати сказать, его, кажется, собираются уволить. Ты полностью сосредоточена на себе и лишена чувства порядочности. Думаешь, мне приятно, что ты обсуждаешь нашу супружескую жизнь со своей лесбиянской подругой? Любопытно, чем объясняется ее власть над тобой? А вечером, когда я поздно пришел домой, ты даже не поинтересовалась узнать, почему я задержался. Ты надушилась, а это при твоей рассудочности означает, что на сегодня у тебя запланирован секс. Ты попросила прощения за то, что звонила мне на работу, и то хоть слава Богу, но тут же, не переводя дыхания, упрекнула меня, что я, видите ли, тебя расстроил. Ты откупорила бутылку Сент-Эстефа 85-го года, не посоветовавшись со мной, — ты покушаешься на мой авторитет даже в том, что касается вин! — и, что еще гораздо хуже, совершенно не заботишься о благе нашего ребенка. Ты так амбивалентно относишься к маленькой Гиллиан, что я не удивлюсь, если она у тебя родится недоношенной. Ты не ходишь на занятия для беременных, делаешь себе же хуже назло мне, потому что взваливать на меня ответственность за твои действия — это у тебя такой способ держать меня на привязи, да еще ты не утерпела, чтобы не подковырнуть меня намеком, что, мол, Стив, он вот ходил с Гильдой. Бедняга Стив, у него, похоже, совсем нет собственной воли. Тебе надо владеть мной единолично, поэтому ты отсылаешь детей в кино, хотят они того или нет, не говоря уж о том, что я мог за день по ним соскучиться. Ты готовишь на ужин говядину, хотя прекрасно знаешь, что в последнее время единственный белковый продукт, который я могу есть, это белое мясо: курятина или в небольших количествах рыба, а овощи ты переварила до того, что случайностью это быть никак не могло. А потом ты разбиваешь несколько тарелок, прибегаешь вслед за мной сюда, вырываешь у меня из рук книгу, которую я мирно читаю, и швыряешь ее в огонь. И ты еще спрашиваешь, в чем дело? Пожалуйста, не принимайся плакать, а то расстроишь детей. Они заметят, что у тебя заплаканные глаза, когда вернутся из кино. Они и без того расстроены. Договорились?

— Г ильда, — произнесла в телефон Анетта назавтра рано утром. — Если бы ты знала, как мне плохо!

— Что опять случилось? — спросила Гильда. — Который час?

— Уже десятый, — ответила Анетта. — Прости меня. Но мне необходимо с кем-нибудь поговорить.

— Маленький всю ночь брыкался, не давал мне уснуть, — пожаловалась Гильда. — Я только-только за дремала.

— Ну а я совсем не спала, — сказала ей Анетта. — Меня мучил жуткий страх, другого слова просто не подберу.

— Объясни толком. Вот Стив принес мой утренний чай. Спасибо, Стив. Ты ко мне так добр. Ну, хорошо, Анетта, давай рассказывай. Прости, если будет слышно, как я прихлебываю.

— Какая-то черная дыра внутри моего существа, — сказала Анетта. — Такая же черная и пустая, как пространство вокруг, и все завихряется и уходит в нее, и ничего не остается.

— Черная дыра, — повторила Гильда. — У меня было такое же ощущение, когда Джексон, мой первый муж, ушел от меня и было нечем платить за квартиру. Я бы сказала, что ты описываешь тревогу, а не страх. Что тебя так тревожит?

— Мысль о себе без Спайсера. Вчера вечером он на говорил мне таких ужасных вещей, а я его так люблю и ношу его ребенка. Как он мог? А потом ушел и всю ночь проспал в комнате для гостей. Сказал, что ему страшно спать рядом со мной, как бы я не причинила ему ужасного зла. Что я сумасшедшая и мужененавистница.

— А что ты сделала?

— Расколошматила пару тарелок и бросила в огонь книгу, которую он читал.

— Тебе следовало быть готовой к тому, что последует какая-то реакция. Если ведешь себя, как сумасшедшая, то тебя и обзовут сумасшедшей.

— Но он меня довел, — возразила Анетта. — Не стал есть обед, который я приготовила. И поздно вернулся домой, а где был, не сказал. Я всю ночь пролежала на нерасстеленной постели одна, с головной болью и с черной дырой в сердце, но, наверно, я немного задремала, потому что, когда проснулась, Спайсер уже ушел на работу, без единого словечка, даже записки не оставил.

— Ты говорила, что совсем не спала, — заметила Гильда.

— Гильда, это очень серьезно. Он говорил совсем другим тоном. Не могу тебе объяснить. Но мне страшно.

— А на мой взгляд, ничего серьезного, — сказала Гильда. — Он скоро позвонит тебе с работы и попросит прощения.

Р овно в десять тридцать раздался телефонный звонок. Венди соединила ее со Спайсером.