Катрин Чиджи - Несбывшийся ребенок

Вместе с отцом мальчик отправился на озеро, взяв свечи, которые слепил сам из пчелиного воска. Он сделал их короткими и широкими, чтобы скорее прогорели. На лед он вышел один, потому что к центру озера, к самой глубине, отцу было не пройти. Дойдя до места, мальчик расставил свечи кругом, зажег их и отступил на несколько шагов.

— Все в порядке? — крикнул отец.

— В порядке, — словно эхо разнеслось над озером.

Свечи начали клониться и растекаться, погружаться в лед, как солнце, садящееся за белый горизонт. Мальчик взял зубило и выдолбил прорубь по вытопленному следу.

Потом они вернулись домой и погрузили рыбину в телегу. Мама наблюдала издалека с нескрываемой тревогой.

— Осторожнее! — просила она. — Рыбина тяжелая — не пораньтесь! Надо было просто убить ее. Убить и съесть. А какие у нее зубы! Того и гляди укусит!

Папа изо всех сил погнал лошадь. Мальчик взобрался на спину рыбины, чтобы не дать ей упасть: поначалу та только разевала рот и била хвостом, но потом начала трепыхаться и извиваться всем телом. На месте они вытащили ее на лед. Казалось, рыба почуяла воду и устремилась к проруби. Мальчик шел рядом и подталкивал ее, если она останавливалась. Наконец, рыба достигла цели и исчезла под водой почти без всплеска.

— Ну что? — первым делом спросила мама, когда они вернулись домой.

— Уплыла, — ответил отец.

Мама заплакала.

Несколько недель подряд мальчик каждый день приходил к озеру и смотрел на затягивающуюся прорубь. Ему снилось, как он проваливается под лед, а карп подхватывает его и несет на дно, где покоятся выброшенные вещи. Он поднимает голову и видит ледяное небо. И понимает, что уже никогда не вернется домой.

Лето выдалось сухим и жарким — река обмелела, и над водой показался проржавевший корпус бомбы. Это не доведенное до конца убийство, эта покрытая тиной вражда попала на первые полосы газет, и все горожане в радиусе возможного поражения были эвакуированы. Полицейские прочесывали улицы, заходили в рестораны, жилые дома, библиотеки, банки и школы в поисках тех, кто пренебрег приказом. «Для вашего же блага, мадам, сэр. Возьмите самое необходимое. Возможно, вам придется переночевать вне дома».

— Вечно они что-нибудь откопают, — ворчал мужчина, сидевший рядом с Зиглиндой в автобусе. — Все уже, поди, проржавело.

Ему было под семьдесят, почти ее ровесник, и в голове ее привычно возник вопрос, который возникал у всех при встрече с представителями ее поколения: «А что ты делал тогда?»

На коленях Зиглинда держала сумку с самым необходимым, она не разучилась моментально ее собирать даже спустя пятьдесят лет.

Автобус ехал по Дуденштрассе, мимо гигантского бетонного цилиндра, тысячетонного доказательства того, что нестабильная берлинская почва не выдержит грандиозную триумфальную арку. Вдруг сосед Зиглинды сказал:

— Я был здесь до самого конца. У нас ничего не осталось, но мы бы пошли на все ради него. Даже на смерть.

Остальные пассажиры начали нервно ерзать, покашливать и отворачиваться к окнам, за которыми мелькали аккуратно подстриженные деревья, зеленые газоны и нарядные дома, словно этот город никогда не лежал в руинах. Хотя в восточной части дела обстояли хуже, теперь и там восстанавливали фасады и заделывали трещины. Зиглинда возила племянников Джонатана, приехавших из Англии, в Митте и Фридрихсхайн, чтобы показать выбоины от осколков и следы от пуль на полуразрушенных зданиях. Она хотела донести до них масштаб разрушений: сотни воздушных атак, десятки тысяч убитых, треть домов в руинах. Но лучше бы она рассказала им о лицах, покрытых известкой, о тех, чьи руки увешаны крадеными часами, сияющими в сумраке, как скопище лун, о мальчике с соломенными волосами, который закутал ее в мех и бархат и помог подняться. Прошло не одно десятилетие, а призраки все еще давят ей на плечи, словно проверяя на прочность. Сколько еще нам придется сгибаться под грузом воспоминаний?

— Бред какой-то! — продолжал возмущаться сосед. — Эта штука пролежала в Шпрее пятьдесят лет.

Зиглинда кивнула, не сводя глаз со своей сумки. Сколько уже было таких историй: крестьяне натыкались на неразорвавшиеся бомбы во время пахоты, экскаваторщики поддевали их ковшами, рыбаки доставали из сетей. Рабочий подорвался на мине во время прокладки дороги. Мальчику оторвало руку при взрыве гранаты. Пятьдесят лет ничего не значат: эти твари все еще живы.

— Устроили тут спектакль! А ведь я обещал сводить внука в зоопарк. У него день рождения.

Зиглинда снова кивнула и мысленно стала перебирать содержимое сумки: одна расческа, одна зубная щетка, один тюбик зубной пасты, одна ночная рубашка, одна смена белья, два журнала с кроссвордами, два бутерброда с сыром, апельсин, шоколадка, карандаш. У меня есть все необходимое, говорит она себе. Все здесь. Я ничего не забыла.

— Со стеной было лучше, — не унимался сосед. — А теперь никуда не доберешься! Все перекопано!

В этот раз тревога оказалась ложной: проржавевшая тварь уже никому не могла причинить вреда. Зиглинда вернулась домой, и двуликий город зажил своей обычной жизнью — без обезлюдевших улиц, запертых школ и закрытых окон, без взрывов, разбрасывающих фонтаны брызг, и любопытных зрителей, аплодирующих, как во время фейерверка.

Зиглинда вновь вспомнила о звонке из Государственного архива. Ей предложили принять участие в восстановлении материалов Штази [32] Министерство государственной безопасности ГДР. , обнаруженных недалеко от Нюрнберга: шестнадцать тысяч мешков, шестьсот миллионов обрывков. Тогда Зиглинда не стала отправлять заявку на участие: перспектива уехать из Берлина, оставить привычную работу в архиве и налаженную жизнь с Джонатаном нисколько ее не прельщала. Но теперь, подумала она, теперь я свободна, и, пожалуй, эта работа как раз для меня. Джонатан часто дразнил ее за любовь к кроссвордам и за способность полностью отключаться от всего происходящего. Бывало, он приписывал ей на полях дополнительные задания, когда она не видела: «пять по горизонтали — имя твоего мужа (8 букв)». Или подчеркивал определенные слова в словарях, разложенных по всему дому: «социофоб», «одержимость». Однако он никогда не трогал ее пазлы, разложенные на обеденном столе по цветам вокруг готовых фрагментов гор, парусников и водопадов. У нее был талант, Джонатан это признавал: даже облака и кроны деревьев складывались под ее пальцами будто сами собой.

Зиглинда планировала, что после выхода на пенсию у них с мужем будет впереди еще не меньше двадцати счастливых лет, и они потратят их на музыкальные концерты и путешествия по местам из пазлов. Убери все его вещи, советовали друзья. Так будет легче. Жизнь продолжается. Несколько месяцев подряд она не решалась, а теперь принялась за дело: открыла шкафы и ящики, сложила вещи в коробки, выгребла из тумбочки лекарства, сняла пальто с вешалки, выбросила зубную щетку и мыло. Главное начать, говорили ее друзья. Час или два — и все кончено. Во всяком случае, он не мучился. Ушел быстро. Сердечный приступ застал его в собственной кровати. Не каждому так везет!