Дженнифер Браун - Список ненависти

Джейкоб грохнулся на пол, а я в шоке уставился на свою ладонь. Мать честная, я только что свалил с ног Джейкоба Кинни! Но едва эта мысль мелькнула у меня в мозгу, как Джейкоб уже вскочил и кинулся на меня. Я попытался увернуться, но был слишком медлителен, к тому же его дружки обступили меня, не давая сбежать. Джейкоб с такой силой ударил меня кулаком в подбородок, что моя голова откинулась назад. Я потерял равновесие и отступил, чтобы его восстановить. Затем снова бросился на Джейкоба. Через секунду мы катались по полу, и я, зажмурившись, молотил руками как бешеный, не обращая внимания на то, куда попадаю кулаками. Джейкоб матерился и обзывал меня, бил по скулам, плечам, груди. Я продолжал колотить его, пока кто-то не подхватил меня под руки и не оттащил от него.

Открыв глаза, я увидел Джейкоба всего в нескольких футах от меня. Он кричал и пытался вырваться из хватки тренера Рэдфорда.

– Успокойся, – сказали мне в ухо.

Захотелось сдохнуть. Меня удерживает девчачий тренер! Женщина! Теперь я выглядел еще большим хлюпиком.

– Он первый в драку полез, – возмущенно заявил Джейкоб.

Приятно было видеть его окровавленную рожу. Надеюсь, эта кровь не только моя, но и его.

– Достало это все! – крикнул я так громко, что голос сорвался. – Ему все сходит с рук! Он ничему не научился! Ник стольких людей застрелил, а он не изменился! Погиб его лучший друг! Его друг!

Я выглядел психом, говорил путанно и непонятно и лучшее, чего мог добиться, – это попадания в список «Потенциальных стрелков» Энгерсона, за которыми нужно присматривать, но остановиться не мог.

– Он – плохой человек! Он просто плохой человек!

Из школы меня забрала мама. Ей пришлось найти водителя, который подменил бы ее на работе. И она так расстроилась, что у нее дрожал голос.

– Отстранен от занятий, – сказала она, когда мы вышли из школы. – Повезло, что тебя не исключили. Ты говорил о стрельбе! Устроил драку! Да что с тобой такое?

Я стиснул зубы, отчего болью прострелило скулу. Мама ни о чем не знала. Естественно! Я же ей никогда ничего не рассказывал. Ни об издевательствах и прозвищах. Ни о том, что видел Ника и Джереми на Голубом озере за день до стрельбы. Ни о том, что случилось второго мая в столовой. Она совершенно ничего не знала.

Скажи что-нибудь. Просто скажи.

Но я так долго молчал, что не знал, с чего начать. Слова казались слишком сложными, история слишком длинной. Мне никогда в жизни не было так стыдно.

Вернувшись домой, я сразу пошел в свою комнату. Мама кричала из кухни: «Из дома ни ногой! К счастью, тебе дадут закончить школу!». И вопрошала, смерти мне захотелось или я обкурился чего.

– Это было ошибкой, – крикнул я в ответ. – Ошибкой! – И хлопнул дверью, слыша в ушах голос Ника: «Может, они просто… плохие люди? Ошибка природы?».

Я плюхнулся на постель, схватил ноутбук и поискал «Гарвин-Каунти Сан-Трибюн» и репортершу, которая зарабатывала на нашей школе после стрельбы.

Скажи что-нибудь. Скажи.

Я взял мобильный и набрал номер, высветившийся на экране ноута.

– Здравствуйте. Это Анджела Дэш? Вы та, кто пишет статьи о стрельбе в школе «Гарвин»? Да, у меня есть для вас новость. Один человек знал о предстоящем убийстве, но ничего не сказал. И этот человек не Валери Лефтман. Вам следует проверить других друзей Ника Левила.

Я нажал на отбой, положил мобильный на грудь и уставился в потолок. Если у меня не хватает смелости признаться во всем самому, может, кто-то найдет меня и выудит правду.

Одиннадцатый класс

201. Джейкоб Кинни

202. Джессика Кэмпбелл и ее БТБС-клуб!!! Сдохните наконец и осчастливьте всех своей смертью!

203. Родители и их семейные проблемы. Повзрослейте!

204. Все они. ВСЕ!!! ОНИ!!!

Второе мая. Обычное майское утро. Мама убежала на свой автобус еще до того, как я вылез из постели. Папа трудился в подвале и слушал по радио песню своих золотых деньков группы Pearl Jam. Брэндон спал. Мы с Сарой уныло ели хлопья. Сара через две недели заканчивала школу, а меня ждал еще один год унылого поедания хлопьев.

За мной зашел Мэйсон, и мы потопали в школу. От влажной травы тут же промокли кроссовки. Перед нами вился дымок от сигареты Мэйсона.

– Я не выдержу еще двадцать дней, – сказал он. – Я нахрен брошусь вон с того моста, если еще хоть минуту посижу на уроке мировой истории.

Рядом остановилась черная крутая тачка. За рулем сидел Джереми. Пассажирское стекло опустилось, и с заднего сидения донесся детский плач. На нас взглянул Ник – бледный, скрывавший глаза за солнцезащитными очками.

– Вас подбросить? – спросил он.

Как бы сильно Мэйсон ни любил дымить по утрам и как бы ни бесил оглушительный детский плач, отказываться от такого предложения мы не собирались. Мы втиснулись на заднее сиденье рядом с автокреслом. Ребенок заголосил еще громче.

– Заткнись, Дилан, черт тебя подери! – крикнул Джереми, поднял стекло и нажал на газ. – Эта сучка по гроб жизни мне должна за то, что сегодня спихнула его на меня.

Ник пробормотал что-то, чего мы не расслышали за детским ревом, и они с Джереми засмеялись. Эти двое были под кайфом. Я чувствовал запах травки и видел в боковом зеркале, как странно улыбается Ник.

– Готовы к последнему учебному дню? – обернулся к нам Ник, сверкая своей жутковатой улыбкой.

– Осталось еще двадцать дней, – промямлил я.

Он некоторое время смотрел на меня из-за своих темных очков, затем отвернулся.

– Ничего, дружище, скоро все закончится, – наконец сказал он.

– Скорее чем вы думаете, – добавил Джереми и снова засмеялся.

Я глянул на Мэйсона, но тот смотрел в окно. Его, похоже, не пугало странное поведение Ника и Джереми. Неудивительно, он ведь не видел списка с зачеркнутыми именами. Или пистолета на озере.

Джереми остановился на Старлинг-стрит, перед футбольным полем. Я видел сидящих на трибунах Стейси и Дьюса.

– Нужно отвезти мелкого паршивца в садик, – сказал Джереми. – И закупить еды в дорогу. После сегодняшнего буду отсиживаться. А вы вылезайте.

Мэйсон открыл дверцу, и мы вышли из машины. Барабанные перепонки больше не лопались от детского плача. От облегчения я даже не заметил, что Ник не вышел вместе с нами, а поехал дальше с Джереми.

– Тебе не кажется, что он ведет себя странно? – спросил я.

– Этот чувак всегда странный. Весь мозг пропил и прокурил, – ответил Мейсон.

– Не, я о Нике.

– Да нет вроде. Только что уроки прогуливает.

Мы пересекли поле, идя плечом к плечу.

«У меня просто разыгралось воображение», – убеждал я себя. Ник нормально себя ведет, а у меня просто паранойя. Если бы он что-то задумал, то обязательно бы нам сказал. Если буду разводить панику на пустом месте, то лишь взбешу Ника и выставлю себя дураком. У меня просто разыгралось воображение.