Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

Конечно, жизнь будет идти своим чередом, как ни в чем не бывало: я буду зашнуровывать красочные кроссовки, выходить из подъезда на ежедневные пробежки и по вечерам писать веселые посты в фейсбуке. Веселые, а может быть, и не очень. Кто-то будет менять мне зимнюю резину на летнюю, кто-то подложит подушку под мою голову, когда я усну на диване с книгой Джойса, Борхеса или Керуака, кто-то попросит покрестить чужого ребенка и пригласит на чужую свадьбу. Кто-то, а может быть, и никто. Но все это не столь уж важно, потому что однажды, каким-нибудь декабрем, а может быть, январем, заказывая сочный стейк в одном из ресторанов мира, я не смогу ответить молодому или пожилому официанту, когда он задаст элементарный вопрос касательно степени прожарки то ли аргентинской, то ли австралийской говядины. Не смогу, потому что засмотрюсь на падающий за окном снег и высокую мужскую фигуру, промелькнувшую тень, силуэт — и все это напомнит мне вас. И без «может быть». Без «может быть» глаза заблестят от слез, и я вернусь на сказочный остров без имени, где не существует зимы и не летают в воздухе белоснежные хлопья. В нос резко ударит запах свободы с примесью Картье, сердце забудет, что должно перекачивать кровь, а официант повторит свой вопрос по поводу прожарки дурацкого куска мяса. И тогда я пойму, что мне абсолютно плевать, будет мой стейк сырым либо повар вообще сожжет его ко всем чертям. Плевать, потому что в каждом аэропорту, терминале и магазине беспошлинной торговли, одна или с компанией, спеша на рейс или не очень, я ищу вас. Или человека, похожего на вас. А жизнь, да… Она идет своим чередом. Красный, желтый, зеленый. Но в конце всегда красный. И татуировка на левом предплечье.

Во сне я отчетливо различаю линии тату. Наверное, это чей-то рисунок. Книга. Картина. Имя. Книга. Картина. Твое имя. Я чувствую, как печет и жжет горло. Это горечь пожара, дыма и безнадежности. Это горечь моего очередного подвига, интриги и последствий. Горечь выплаканных слез, фонтанов «Белладжио» и проклятий, которые на меня накладывали другие женщины. Это высота небоскребов, которые прошли мимо них, это подушки, которые пропахли запахом их мужчин, это аромат моих духов на не принадлежащих мне кашемирах, это все так несущественно по сравнению с тем, что… Я не могу дышать… Пальцы. Мои пальцы. Они немеют и подрагивают, напоминая о реальности. Его лицо. Я тщетно пытаюсь сделать вдох, касаюсь языком шершавых губ и, кажется, умираю… Пропадают картинки, мысли и вулканические выбросы подсознания. Меня затягивает в дьявольскую бездну, где нет света, тепла и чувств.

— I can’t breath… I can’t breath… [107] — Слова застряют где-то в горле, и я даже не понимаю, слышит он меня или нет. Но я очень хочу, чтобы слышал.

А дальше была темнота, холод и сплошная ночь. Последнее, что я помню, это кусок промелькнувшего перед глазами неба и падающий снег, который заставил меня улыбнуться. Странно ведь, когда в августе идет снег…

— It’s snowing… [108] — пытаюсь выговорить я.

— Это не снег. Это пепел, — раздается незнакомый мужской голос, который меня пугает.

Пепел. И снова ночь.

Открыв глаза, я сильно растерялась. Пару минут я рассматривала белый потолок, который ну очень уж напоминал больничный. Мой богатый опыт подсказывал, что для того, чтобы убедиться в достоверности собственной жизни, нужно глубоко вдохнуть и пошевелить конечностями. Сжав пальцы в кулак, я с заметным облегчением принялась исследовать нижние части своего тела. Дернув щиколоткой, я произнесла невнятный русский мат, который перерос в хрип и легкий кашель.

— Ты в порядке? — поинтересовался на родном мне языке грубоватый женский голос.

От удивления я приподнялась на локтях и повернулась в сторону задавшего вопрос человека. Сомнений не было: меня занесло в больничную палату. Рядом с моей кроватью располагалась еще одна: на ней лежала симпатичная беременная женщина, которая поприветствовала меня красивой улыбкой. На стуле, уткнувшись в книгу, сидела девочка лет одиннадцати. Она была настолько увлечена своим занятием, что не обращала на нас никакого внимания.

— Думаю, да, — ответила я. — Вы говорите по-русски? Простите, глупый вопрос… Просто это было очень неожиданно. Впрочем, как и то, что я проснулась здесь…

— Тебе повезло. Тебя очень вовремя привезли, — моя соседка по палате говорила с легким акцентом. — Кстати, меня зовут Валентина. Или Валя. Как тебе удобнее.

— Я — Юля… Приятно познакомиться. Я что… в отделении для беременных?

— Нет, — рассмеялась Валя. — В больницах полный хаос из-за пожара. Много пострадавших. К сожалению, есть и погибшие. И все из-за какого-то умственно отсталого парня…

— В каком смысле?

— В новостях час назад передавали. Полиция задержала на совсем здорового двадцатичетырехлетнего мальчишку. Он подпалил остров. Хотел посмотреть на огонь.

— О господи… — почти застонала я. — То есть жара и ветер не были основной причиной?

— Они просто ускорили процесс. Как ты себя чувствуешь? Тебе нужно позвать врача. Рядом с кроватью кнопка.

— Да, кнопка мне знакома… Я в порядке. Только я не помню, как меня сюда привезли. Мне что-то делали?

— То же, что и большинству. Немного проветрили легкие и взбодрили организм кислородом. Все мы сполна надышались этой отравой… Если не ошибаюсь, тебе еще наложили пару швов на ногу.

— Не страшно. — Я нехотя нажала на кнопку. — А вы как? Как себя чувствуете? Вы живете на Мадейре? Немного выдает акцент.

— Да, я сама из Украины, но здесь уже около пятнадцати лет. Мой муж — пилот. Он сейчас в Лиссабоне. Нам с Марией, — Валя с нежностью посмотрела на девочку, — пришлось отстаивать дом.

Услышав свое имя, девочка оторвалась от книжных страниц и по очереди одарила нас взглядом огромных синих глаз.

— Hey! — Я махнула ей рукой. — You are very brave! [109]

Девочка застеснялась и, робко улыбнувшись, помахала мне в ответ.

— Она немного говорит по-английски, — объяснила Валя. — Но португальский стал ей родным.

— Славная девочка. Глаза потрясающие… Вы же месяце на седьмом, если не восьмом… И вы затеяли битву с огнем?

— Выхода другого не было. Я на секунду представила, что могу остаться без ничего. Мы охлаждали стены, поливали их водой, пытались отвести огонь и отвоевать территорию. Мария следила за пожаром в саду и сообщала нам, когда огонь подступал слишком близко.

— Вам кто-то помогал?

— Да, соседи. Хорошая португальская семья. Отец семейства проработал лесником около сорока лет. Он знает, как противостоять этой заразе.

— Да уж…

— А тебя где пожар застал?

— На Choupana hills.

— Бог мой… Оттуда же всех эвакуировали на стадион! Там живого места не осталось.

— Да, знаю. Так сложились обстоятельства. — Меня передернуло из-за воспоминаний о пылающем отеле. — Мы пытались вернуться в город, но не успели. Тоннель завалило. Пришлось ждать, пока нас оттуда вытащат. Воздух заканчивался… Помню, как мне резко захотелось спать и как сильно жгло в горле… А дальше — провал. И я здесь. Я была с другом… Я не знаю, где он. Господи…