Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

Звонок в дверь ударил молнией по всему телу. Заметно прихрамывая, я спустилась на первый этаж и щелкнула задвижкой добротного замка. Вот, с чего началась одна из самых незабываемых ночей в моей жизни.

— Мадемуазель… — Дженнаро стоял на пороге с бутылкой вина. Свежий, красивый, желанный, неподражаемый, бесподобный…

— Я пересушила в микроволновке куриные наггетсы и переварила спагетти… Они совсем не напоминали «al dente»… Они…

— Они не имеют никакого значения. — Дженнаро прикрыл за собой тяжелую дверь. — Красивое платье.

— Свет сейчас погаснет… Здесь датчик света. Хотя кому я рассказываю о датчиках…

— Не могли бы вы секунду подержать вино? — спросил он, пропустив мимо ушей тонкую концовку последней фразы.

— Да, без проблем. — Не успев опомниться, я оказалась у него на руках вместе с бутылкой. — Обожаю, когда вы так делаете…

— Побережем вашу ногу… Так что у нас на ужин?

Он медленно поднимался по ступенькам, запустив пальцы под еле видимые бретельки на моем платье.

— Я… Авокадо… Ветчина… Черри…

— Достойное меню.

— Это еще не все…

Я рассмеялась, потому что между первым и вторым этажами все-таки погас свет. Наугад пошарив рукой по прохладной стене, мне удалось дотянуться до выключателя.

— Я уже определился с выбором. Можете дальше не перечислять. Останавливаюсь на первом пункте.

— Шеф-повар счастлив и бьет челом о пол!

Легонько подтолкнув приоткрытую дверь в квартиру Жоржа, Дженнаро небрежно скинул замшевые мокасины и забрал у меня вино, которое составило компанию стоявшим на столе бокалам.

— А меня поставить не хотите? — поинтересовалась я, заведомо зная ответ.

— Не хочу, — отрезал он, глядя на меня сверху вниз.

— Тогда…

Продолжительный поцелуй заглушил словесный поток и перенес меня в сторону просторной спальни, которая пустовала на протяжении трех безумных ночей. Рубашка, простыни, платье, подушки, джинсы — все смешалось на мягкой постели, оказавшейся еще более удобной, чем секретер сэра Бернарда Шоу. Жадность и желание, грубость и трепет, резкость и нежность, стоны и десятки бессвязных фраз…

— Ужин… Ужин ооооо… стынет… — задыхалась я, когда он переворачивал меня на живот, сжимая мертвой хваткой хрупкую шею.

— Больно?

— Плевать… Хорошо… Лучше всего на свете…

Да. Заниматься с ним любовью было лучше всего на свете. Ломать с ним мебель, мять постельное белье, впиваться короткими ногтями в мускулистую спину, слышать мощные удары сердца, улетать на другую планету, произносить его имя, целовать его пальцы, чувствовать его запах, тонуть в его ледяных глазах, желать только его, хотеть только его, быть только с ним… Лучше всего на свете. Лучше полетов и самолетов, лучше тысячи путешествий и любой разновидности счастья, лучше панорамных видов Вегаса и разбивающихся о скалы океанических волн, лучше Сан-Марко в Венеции и сотен взлетающих голубей, лучше звука детского смеха и голоса Андреа Бочелли, лучше зарождающихся на небе звезд, лучше всех гранд-каньонов мира, лучше объятий Франции, лучше Норт-Дам де Пари.

В себя мы пришли часа через полтора, когда Фуншал встретил очередную полночь и приберег до утра яркие краски Мадейры. Уснули церковные колокола, идеально круглая луна следила за поведением океана, а мы лежали поперек кровати, воруя друг у друга колотящиеся сердца. Дженнаро неотрывно на меня смотрел, думая о чем-то закрытом и мне недоступном. Он был совсем близко, но так далеко, что в какой-то момент я содрогнулась от всепоглощающего болезненного чувства. Это было чувство потери. Оно пробрало меня до такой степени, что мне немедленно захотелось от него избавиться.

— Я разгадала ваш коварный замысел, — с натяжкой улыбнулась я.

— Какой замысел? — Он провел ладонью по моим влажным волосам.

— После ночи в тоннеле вы постоянно занимаетесь со мной любовью… Специально. Чтобы меня отвлечь и чтобы я больше не задавала вам надоедливых вопросов.

— Мадемуазель, в ваших словах есть доля правды. Я специально занимаюсь с вами любовью, потому что мне это доставляет удовольствие. Я бы сказал, что дохожу до пика.

Я рассмеялась, потихоньку простившись с нахлынувшими на меня неприятными ощущениями.

— Активный у нас ужин получился. Столько калорий сожгли… Но боюсь, что помидоры черри…

— …завяли? — Прозвучал над ухом любимый смех.

— Все может быть… Ведь я же их мыла… То есть готовила. Хотите попробовать?

— У меня другие планы.

— Вам нужно уезжать? — Я в момент утратила запал энтузиазма.

— Merrrd… — неожиданно сказал Дженнаро, отводя от меня взгляд.

— Что? Что не так?

— Твои глаза. Я не могу их видеть, когда ты… когда тебе… — Он не мог подобрать точное слово.

— Когда мне «что», Дженнаро?

— Забудь. У меня для тебя сюрприз. Я же обещал необычное свидание…

«Когда мне больно. Вот правильное слово. И я не могу забыть. Потому что мне больно каждый раз, когда я с тобой расстаюсь. Каждый раз, когда думаю, что больше тебя не увижу. Каждый раз. И ты это знаешь», — подумала я, но произнесла вслух совсем другое:

— Какой сюрприз? Я думала, что оригинальность свидания заключалась в том, что я буду поражать ваш криминальный талант своим кулинарным.

— Одевайся. Свидание только начинается.

— Вы что это придумали? — спросила я, когда Дженнаро помогал мне спускаться по лестнице. — Зачем нам с собой тарелка с едой, бокалы и бутылка? Хотите устроить полуночный пикник на пляже?

— Мадемуазель, наберитесь терпения. Через пять минут вы все узнаете.

Шагнув из подъезда на проезжую часть, я повернула в сторону церкви — к ближайшему месту, где можно было припарковать машину. Дженнаро потянул меня за руку, тонко намекая на то, что с маршрутом я прогадала.

— Мы разве не к машине идем? — прошептала я, не желая беспокоить царившую вокруг тишину.

— Нет, она нам не нужна.

— Как же здесь тихо…

Не отпуская мою руку, Дженнаро перевел меня через дорогу и остановился на узком тротуарчике, прилегающем к стенам музея «Frederico de Freitas».

— Мадемуазель… Вы можете пообещать мне одну вещь? — Дженнаро тоже перешел на шепот, подражая шпионам Эшториля.

— Да, могу. Наверное…

— Вы обещаете, что в течение ближайших пяти минут вы не произнесете ни слова?

— Хорошо. Только объясните мне, почему…

— Вы помните, о чем просили меня в тоннеле?

— Чтобы вы меня научили воровским трюкам и всему, что с этим связано.

— Учить я вас не буду, но кое-что покажу.