Александр Лапин - Святые грешники

Первой шла Светлана. Она и увидела.

На поляне за кустами что-то сереет. Подошла. И заойкала.

Володька за нею.

Прямо рядом с тропинкой, в траве лежала туша убитой медведицы. Красивая молодая матуха. Килограммов на триста. Шкура светло-песочного цвета. Лежала на спине. Отрубленная окровавленная звериная голова с желтыми клыками была рядом. Кто-то, видимо неумелый, пытался снять шкуру. Распорол мех на животе. Начал стягивать. Но не доделал. И теперь Володька воочию увидел, что тело медведицы под шкурой ослепительно-белое. Точная копия человеческого женского тела. Такие же груди. И все остальное…

Кто-то отрубил и лапы. Самую вкусную часть медвежьего мяса.

На шкуре он насчитал несколько дырок от выстрелов с близкого расстояния. Кругом бурые, засохшие на траве пятна крови.

И над тушей рой блестящих навозных мух, жуков, муравьев.

От такого зрелища Озерову на минуту даже стало дурно. Но он сдержался. И двинулся следом за женою, которая напряглась и шаг за шагом стала удаляться от места зверской расправы.

В кустах они увидели еще и двух медвежат. Один — сеголеток — застрелен выстрелом в голову. У второго, лежащего в кустах, видна только вздыбленная шерсть на загривке.

«Вот тебе и у медведей нет врагов. Они на самой вершине пищевой пирамиды», — отстраненно подумал Озеров, стволом ружья переворачивая труп животного…

А Светлана — ей неймется — чешет дальше. И уже метров через двадцать натыкается на лагерь.

Две цветные палатки сиротливо стоят на краю поляны. Рядом валяется инвентарь. Котелок, разорванные пакеты, какие-то тряпки. Ружье сломанное.

Разорение. Пух и прах.

Возле палатки, зажав в изуродованной руке металлический кол, лежит человек. Его окровавленный череп без скальпа раздавлен могучими клыками. Оторванная челюсть болтается на коже прямо у груди.

Второй труп они обнаруживают в палатке. Это молодой парень лет двадцати пяти. Он лежит ничком. И от входа видно, что его рубашка от ворота до низа разодрана могучими когтями. А вдоль спинного хребта эти когти оставили глубочайшие борозды с запекшейся кровью.

Только извращенное воображение какого-нибудь голливудского режиссера фильмов ужасов может представить себе, что здесь происходило, по-видимому, день или два назад.

Володька внимательно осматривает местность. И на песчаном островке обнаруживает следы гигантских лап медведя.

Сообразив, что произошло, он пытается по порядку выстроить ситуацию.

— Света, ничего не трогай! Ни к чему не прикасайся! Пошли отсюда.

Он поднимает на ноги присевшую на траву жену. И подобрав ее ружье, идет к бату.

У бата присаживаются на скамеечку. И наконец Светлана обретает дар речи.

— Знацица, так! — закуривая трубку дрожащими руками, говорит она. — Как только выйдем к месту, где есть связь, я позвоню уцастковому! Это, наверное, те ребята, которых они искали…

Володька продолжает, но о своем:

— Похоже, они завалили сначала матуху, а потом сеголетка и третьяка. Стали разделывать. Отрубили лапы, чтобы сварить. Один пошел в лагерь с котелком. А второй стал снимать шкуру. Тут он их и застал.

— Кто? — наконец, пыхнув трубкой, спрашивает жена.

— Хозяин их застал. Я тебе про него рассказывал. Атаковал. И убил. Обоих.

— Ладно, заводи мотор! Пошли отсюда. — Жена с опаской начинает вглядываться в прибрежные кусты. — Черт его знает, что у него в голове. У этого хозяина. Надо же, жили-жили. Ходили рядом. И кто мог ждать такого?!

К обеду пришла на большом катере следственная группа. Володька отвез их на место происшествия. Что они там делали — его не заинтересовало. Уже вечером, в темноте, они подошли к их сколоченному из досок и фанеры «Приюту Астропилота». Следователь — молодой длинноволосый парень — побыл немного. Опросил обоих. Записал показания. И катер затарахтел на реке, укутываясь вечерним туманом.

— От медведя этого нам теперь житья не будет! — устанавливая чайник на плитке, сказала Светлана. — Мне теперь и здесь зябко. А вдруг он где-то цидит. Поджидает.

— Да, наверное, придется его… — Володька подумал-подумал и сказал нейтрально: — Изъять!

— Давай прибираться. И пойдем цкорее в дом! — заметила жена. — Уток возьми. Там внутри ощиплем и разделаем. Сварим шулюм. Поедим наконец!

Володька не стал противоречить. Пусть отойдет. Успокоится. Бурю надо переждать. А завтра он придумает, что делать в таком вот неприглядном случае. Куда бежать, кого стрелять.

Озеров подбросил в костер еще несколько поленьев. Толстых поленьев. Они легли на краснеющий кое-где пепел ушедших, сгоревших стволов. Полежали немного. И ярко вспыхнули в костре.

Тьма отступила. От едкого дыма отступили и комары. А может, просто легли спать. Ведь уже достаточно поздняя ночь. И кровопийцы тоже должны отдыхать.

Светлана сидела рядом с огнем. И готовила все нужное для обряда. Подала ему шапку. Достала из-под стола старый бубен. Пару раз ударила по натянутой коже ладонью. Бубен — дом духов — отозвался глухим звуком.

Володька надел на руку специальную, расшитую бисером шаманскую перчатку. Обычно он еще натягивал на себя черную, сшитую из перьев ворона, накидку. Но она осталась дома.

Впрочем, главный костюм у него всегда при себе. Потому что там, под одеждой, он весь от шеи до пят покрыт черными татуировками. Но это вовсе не блатные наколки, которые делают на зоне. И это не модные тату, которые «рисуют» в салонах городские пижоны, дабы выглядеть мужественными и брутальными. Его боевой раскрас пришел из глубины веков. Так всегда выглядели шаманы ительменов, показывая миру свою принадлежность к роду-племени, устанавливая с их помощью свой высокий статус охотников, рыбаков, воинов и вождей. Любой знающий абориген, хотя таких почти нет, может прочесть узоры на его коже, как книгу.

Ительменка с раскосыми смешливыми глазами — его жена — подала ему сушеную шляпку гриба мухомора. Володька взял. И начал жевать.

Тут главное — не перебрать. Знать норму. А Светлана, которая тайно помогала шаманить еще своему деду, — знает. Она с утра уже приготовила нужный напиток из разных трав, которые в обычной жизни, употребленные по ошибке или же по недоразумению, могут вызвать смерть. А настоянные на чистом спирте под заунывное пение шамана, вызовут нужный эффект. Достаточно сказать, что в состав такого настоя входит даже такая травка, как борщевик.

Недрогнувшей рукой подала она ему стопарик с этой настойкой:

— На! На! Запей грибок-то!

Он выпил. Не поморщился. Она подождала пару минут. Ударила в бубен колотушкой, сделанной из священного дерева — лиственницы. И он, Володька Озеров, кандидат наук, человек с двумя высшими образованиями, начал свое путешествие в потустороннее царство снов и видений.