Александр Лапин - Святые грешники

Людка расслабляется и выдыхает. Бархатова очухивается и принимает вертикальное положение.

Едут всю ночь. На рассвете автобус останавливается у деревянных ворот какой-то гостиницы.

Людка входит в номер. Падает на деревянную, покрытую грубым покрывалом кровать. И отрубается.

День начинается жарищей. И назойливым пением птиц, голоса которых ей абсолютно незнакомы.

Поплескавшись под душем, Крылова заглядывает к Бархатовой. И вместе они спускаются в бар, где собираются позавтракать в лучших колониальных традициях.

В зале кроме них обретаются еще несколько важных полных индусов в белых пилотках и пиджаках полувоенного покроя. С ними женщины в традиционных сари, похожие одновременно на цыганок и райских птиц.

Еды много. Булки. Булочки. Пирожные. Тортики. Овощи, фрукты, арбузы, дыни, виноград. И еще какие-то незнакомые плоды. Но проголодавшаяся Крылова выбирает аппетитное, с желтой приправой мясо. Добавляет ослепительно-белого риса. И садится за стол, накрытый старенькой скатертью.

Ничто не предвещает беды. Людмила, набрав полную ложку, отправляет мясо по назначению. В рот.

То, что следует за этим, нельзя назвать даже шоком. Ей кажется, что она проглотила горящие угли.

Глаза ее вылезают из орбит. Лицо краснеет. Обильный пот заливает лоб. По щекам текут крупные слезы…

Людка бросается вон из зала. В туалете пытается прий ти в себя. Умывается, полощет рот.

Подходит Мария с бутылкой воды:

— Что ты! В Индии воду из-под крана нельзя употреблять внутрь ни в коем случае!

Подруги возвращаются наконец в зал. И там встречают Ротана. С опозданием, но все-таки он предупреждает, что в Индии традиционная кухня очень острая. Это связано с кишечными инфекциями. Так что иностранцам надо быть более чем осторожными в выборе блюд.

В общем, в итоге завтрак оказывается весьма скудным. Съедают по чашечке риса. И запивают его зеленым чаем.

С этого момента Индия то и дело потрясала их своими контрастами. Ведь русский человек, насмотревшись индийских фильмов с красивыми актерами, танцами, песнями, представляет жизнь в этой стране сплошным праздником, полным театральных страстей.

Но за порогом отеля их ждал другой мир. Мир чудовищной нищеты и грязи. Причем не привычной глазу европейской бедности, а азиатской нищеты: в лохмотьях, болячках, среди трущоб и помоек.

На улице их сразу обступил десяток чумазых полуголых ребятишек. Они протягивали худые руки и кричали на английском: «Дай рупию!»

Людка имела неосторожность протянуть им серо-бурую бумажку с изображением тощего лысого человека — Махатмы Ганди — со словами:

— Это на всех!

Схватив ее, самый шустрый черноглазый сорванец с плутоватой улыбкой на лице побежал прочь. А все остальные снова кинулись к ней.

Хватаясь за одежду, они протягивали к ней грязные ладошки и яростно вопили свое: «Дай рупию!»

Людка растерялась. И стала оглядываться по сторонам в поисках помощи. Выручил водитель Рамеш. Так гаркнул на нищих, что они отскочили. И притихли в сторонке.

Этого мгновения гостям хватило, чтобы заскочить в белый микроавтобус. И навсегда покинуть место своего первого ночлега.

Все участники поездки почувствовали себя чрезвычайно обогащенными новыми впечатлениями.

Теперь путь их лежал туда, где в знойном мареве виднелся, словно повисший в воздухе, силуэт белоснежного мавзолея. Это была визитная карточка страны. Тадж-Махал.

Ротан включил микрофон и начал рассказ об истории страны.

А за окном автобуса — чудовищное смешение людей, коров, машин, моторикш, мотороллеров, тук-туков и повозок. Все это куда-то двигалось, ехало, ползло, непрестанно мыча, сигналя, фырча и газуя.

На стоянке, где собралось небольшое стадо из автобусов, к ним подошел местный гид. Это был круглолицый юноша-индиец, одетый в цветастую рубашку, едва сходившуюся в области живота.

«Наверное, студент», — подумала Крылова. И судя по всему, не ошиблась. Похоже, что парень свой рассказ о мавзолее заучил наизусть по какому-то не очень грамотному справочнику или буклету.

— Мавзолей был построен при Шах-Джахане [13] Император Шах-Джахан — правитель империи Великих Моголов в 1627–1658 гг. , — вещал он. — Где-то в начале семнадцатого века. Он был королем больше тридцати лет. И когда вступил на трон, то унаследовал одну из самых богатых империй мира с бесконечным богатством, рубинами и алмазами, включая известный алмаз Кох-и-Нур [14] Кох-и-Нур — крупнейший алмаз, украшавший Павлиний трон династии Моголов. . Он одобрял и покровительствовал торговцам, ювелирам, ремесленникам, поэтам, музыкантам и артистам. Но его счастье не было долговременное, потому что в четвертом году царствования его любимая жена Мумтаз-Махал умерла. И он остался один на обломках и убитый горем…

Они дружно двинулись в сторону виднеющегося вдали беломраморного сооружения. Бодро шагали по присыпанным песочком дорожкам, мимо красивых дворцов, обсаженных деревьями, водоемов и фонтанов.

Людка, совершенно очарованная, смотрела на наплывающее из синего неба прекрасное творение рук человеческих.

Белый главный купол напоминал чашку. По бокам четыре белых минарета. Прекрасное здание отражалось в зеркале водоема.

Вокруг мавзолея суетились маленькие, как букашки, черные человечки, разнообразно одетые в индийские дхоти, яркие женские платья, европейские костюмы.

— И вот какой была его жена, — продолжил свой рассказ полный, влажный от пота, кучерявый гид и показал им миниатюрный портрет женщины, по которой так убивался правитель.

Людка глянула — круглолицая, похожая на звезду Болливуда женщина с маленьким ртом и черными бровями вразлет. Со слегка сплюснутым носом.

«Видимо, от смешения кровей — монгольской и индийской», — решила она. И таких вот любят!

— Шах-Джахан построил один из самых великих монументов любви в ее память — Тадж-Махал. Но строил он его очень долго. И в конце концов разорил этим строительством свою страну и казну. Так что для него это строительство кончилось печально. В конце жизни его сверг с престола его собственный сын — император Аурангзеб. И заточил его в Агре в форте. Во дворце. Там он и доживал свои дни, глядя из окна на свое творение. Мы сейчас осмотрим мавзолей. А потом проедем в форт Агры. И увидим то место, откуда безутешный Шах-Джахан обозревал Тадж-Махал.

Гид помолчал, обмахиваясь газеткой от липкой жары. И продолжил с восторгом:

— Он собирался построить на той стороне реки еще один такой же мавзолей. Но из черного мрамора. Этот для любимой жены. А вот тот уже для себя. Но это не удалось.

Но не все в их маленькой группе были восхищены подвигом бывшего хана. Сверкнув глазами-бусинками, Мария Бархатова брякнула себе под нос: