Александр Лапин - Святые грешники

Все плещутся, ныряют в темную глубину.

А от костра над рекою звучит озорная песня: «Комарики, комарики, пейте, пейте мою кровь! Ах, зачем, зачем она нужна, раз кончилась любовь!»

Дубравин выплыл на середину. Лег на спину. И чуть шевеля руками и ногами, отдался мощному течению.

Над водой то там, то здесь проносятся какие-то тени. Ласточки и стрижи охотятся за насекомыми. Стрекозы норовят сесть на пловца.

Наконец крики на берегу привлекают его внимание. Он переворачивается на живот и саженками, саженками выгребает к берегу, на чистое место.

Вода остывает медленно. А вот влажный песок уже холодит ноги.

У костра идет спор. Кому что можно есть. Выясняется, что Амантай уже давным-давно не ест свинины. Как правоверный мусульманин он отказывается от шашлыка. А Казаков заявляет, что у него пост. И ему тоже нельзя мясо.

Шурка думает: «Значит, все-таки разность дает о себе знать. Кое-что в нас за эти годы изменилось».

Тишина вокруг. Темнеет. Туман, как какое-то живое существо, начинает подниматься над руслом реки. Выползает на берег. И поднявшись по пояс, медленно ползет к их лагерю.

Разговор разный. О новом мире. О новой жизни. Казаков ругает Интернет, с которым недавно ознакомился. Ознакомился и возненавидел:

— Да это сущая мусорная куча! Все эти анонимы, которые обливают друг друга грязью. Сайты мерзкие. Надо его запретить! Чтобы народ не смущал. Особенно молодежь.

С ним спорит Мария Бархатова:

— Каждый видит то, что ищет, — язвит она. — Интернет предоставляет такие возможности для связи, для познания мира. Нажал кнопку — и любая информация на экране. Конечно, много упрощенного. Но это великая вещь! Просто надо многое здесь упорядочить.

Дубравин тут же встревает. Тем более что он видит онлайн-мир по-своему:

— Это же новый мир! Новое открытие мира. Человек пытается сотворить параллельную реальность. Он начинает процесс сотворчества с Богом. А с чего начинался мир? С хаоса. И этот тоже начинается с хаоса. Мы даже не понимаем, что стоим на пороге новой реальности, которая изменяет мир людей. Через поколение человечество станет абсолютно другим. Джинн уже выпущен из бутылки. И назад пути нет. Будут другие законы. Появятся другие люди. А может, это будут и не люди. А другая жизнь, основанная на других принципах…

— Ой-бай! И куда мы идем? — вздыхает Амантай…

Утро росистое. Дубравин выползает наружу. Оглядывается вокруг.

Серым пятном догорает костер. Разноцветный палаточный городок вписался в пейзаж. Тент, натянутый между деревьями, прикрывает от солнца. У берега уткнулся носом в песок белый катер.

Хорошо. Отдыхает душа вдали от шума и суеты.

Прошел к берегу. Где-то вдалеке на воде кинулся, всплеснул сазан. Потом еще один. И как сорвалось. Целый концерт. То там, то здесь бьется над Доном, плещет крупная рыба.

«Ошалели от радости жизни! — думает Дубравин. — Вот и скачут».

В палатке у речки о чем-то шепчутся два голоса. Прислушивается. Кажется, Анатолий с Марией.

«Поладили, что ли?»

Вдалеке на реке слышен звук мотора. Видно, какой-то рыбак вышел спозаранку. Звук приближается. Растет. И вот из-за поворота показывается лодчонка. На корме сидит, нахохлившись, мужичишка в дождевике…

Дубравин машет ему рукой…

День отдыхали. Ходили на катере вверх и вниз по течению. Осматривали места. Казаков с Бархатовой переправлялись на другой берег. Что-то искали в зарослях.

Потом обедали. Купались до посинения. Играли на берегу в волейбол.

К вечеру начали одеваться потеплее. Достали из рюкзаков спортивные костюмы. Расставили специальные пахучие дымки от комаров.

От аккумуляторов с катера дали электрический свет. Уселись на раскладных стульях и креслах вокруг сборного стола. Отужинали чем Бог и Дон послали.

Вечер длинный, теплый. Компания тоже теплая.

Вино развязало языки. Здесь все свои. Как же не поделиться сокровенным? Слово за слово. И пошел разговор о том, что волнует каждого. О душе. О Боге. О собственном пути в незнаемое. О чудесах.

Володька Озеров — этакий ежик со щетиной на лице и голове — собственно, и начал:

— Сначала жили с Надюхой. Ничего не скажу. Хорошо жили. К тому времени дети уже выросли. Поехали учиться. Остались вдвоем. А там с нею беда приключилась. Болесть злая. Никто не мог помочь. Ни я, ни врачи. Ни народные целители. Запустили дело. В общем, похоронил я Надюху. И такая меня тоска взяла, что запил вчерную. Один. Бросил я тогда все свои дела. Оставил Торгово. Понял, что ни хрена среди людей современного мира не найду я покоя. Везде проникают страсти. И махнул на Камчатку. В Ключи — есть такой поселок там. Оттуда мой батя… С Камчатки. И дед. Тут и началось все как бы заново. Жила одна семья рядом. Вы только не смейтесь. Ительмены. Стал я к ним захаживать. К их деду. Водочкой побаловаться. И были у нас при этом свои разговоры…

В тот момент, когда Володька рассказывал свою невеселую историю, у Марии Бархатовой зазвонил телефон. Проклиная цивилизацию, которая дотянулась и сюда, она отошла в сторону. Поговорить.

Звонил Юрков, чтобы сообщить новость. Мария позвала от костра Казакова, чтобы тот тоже поучаствовал. Юрков рассказывал:

— Всё! Нашли его, субчика! Нашли! Он в больнице лежит. Сильно пострадал. Обгорел. Обожженный весь. Как вычислили? Да ладно! Профессиональная тайна. Но дело не в этом. Копья при нем нет!

— Это как? Почему? — удивились поисковики-соратники.

— Он все рассказал. Ушел он от нас тогда по Дону. По реке. Там на плоту народ двигался. Он к ним пристал. Вместе они и спускались. А вот дальше он несет какую-то блажь. Якобы ночью на стоянке он увидел летающие огни. Ну, полюбопытствовал. И огни эти на него напали. Жгли, гнали. Говорит, как огненные осы. «Или шаровые молнии». Они били его, загнали в воду. Потом из воды он вылез. И поднялся по лестнице в какую-то пещеру на берегу. Спрятался в ней от этих огней. В общем, какой-то бред несет! Но видок у него, я скажу, ужасный. Весь в ожогах. Трясется, как припадочный.

— А копье? Куда он дел копье? — в один голос спросили Бархатова и Казаков.

— Хрен его знает! Вспомнить не может. То ли оно осталось на стоянке, где они отдыхали. То ли он тащил его с собою и где-то потерял. Одно ясно. Где-то на реке. Рассказывает, что там была деревянная лестница и пещера. Там эти огни его и настигли.

— Ну, ясно! Что делать будем?

— Думаю, чуть оклемается, пусть покажет, где это было. Уж больно жалок он. Досталось ему…

Разговор закончился неожиданно. Как и начался. Бархатова и Казаков вернулись к костру, где в это время Володя Озеров закончил рассказывать какую-то красивую ительменскую сказку и продолжал свое повествование о старом шамане: