Лю Чжэньюнь - Одно слово стоит тысячи

— Ты ведь еще несколько дней должен быть в отъезде!

Будто У Моси не имел права вернуться раньше. Этот крик услышала У Сянсян, У Моси тоже вышел из ступора. У Сянсян выбежала из комнаты и, увидав мужа, встала как вкопанная. У Моси, придя в себя, ни слова не говоря, развернулся и пошел на кухню. Когда он вернулся, в его руке поблескивал охотничий нож Цзян Ху. Этот самый нож У Моси брал с собой, когда в прошлом году «устроил разборку в Яньцзине». И если в прошлый раз он просто блефовал, то сейчас действительно был готов убить. Сообразив, что к чему, Лао Гао и У Сянсян, спасая собственную шкуру, с криками выбежали вон. Они бежали впереди, а У Моси нагонял их сзади. Но он еще не успел очухаться с дальней дороги в Шаньси, куда ездил за луком, к тому же испытал потрясение. А Лао Гао с У Сянсян, в отличие от него, сидели дома, а теперь спасали свою жизнь. Поэтому У Моси добежал до самого перекрестка, но так их и не догнал. Те заскочили в какой-то переулок и исчезли без следа. У Моси, еле переводя дух, присел на корточки. В этот час вокруг не было ни души, и только издалека доносились удары ночной стражи, которые отбивал своей колотушкой Ни Третий. Переведя дух, У Моси поднялся и решил прекратить погоню. У него родилась другая идея. Развернувшись, он направился в пампушечную, где, разгрузив во дворе телегу с луком, взял ослика и отправился в деревню Байцзячжуан. Еще только забрезжил рассвет, а он был уже на месте, там он пошел прямиком к дому, где жила мать жены Лао Гао. Увидав там Лао Бай, У Моси принял скорбное выражение лица и сообщил, что ее муж внезапно заболел и просил ее срочно вернуться. Эта новость привела Лао Бай в такое смятение, что, забыв обо всем на свете, она тотчас села в телегу У Моси. У Моси понимал, что Лао Бай нельзя сердиться: едва в ней начинала закипать злоба, с ней случался припадок. Поэтому он решил сначала доставить ее в город, а уж потом во всех подробностях рассказать ей про любовную связь Лао Гао и У Сянсян. Пусть она разбирается с любовниками, а сам он займет позицию стороннего наблюдателя. Такая месть будет гораздо лучше, чем убийство. Ведь убить человека — секундное дело, а вот если за дело возьмется Лао Бай, пытку можно растянуть. Хотя сам Лао Гао и говорил, что Лао Бай долго не протянет, в настоящий момент она была все-таки жива. А раз так, то ее можно использовать в своих целях. «Было бы прекрасно, — размышлял У Моси, — если бы Лао Бай померла во время этих самых разборок, тогда посмотрим, каково придется Лао Гао и У Сянсян». Если появится покойник, то дело не ограничится историей любовных похождений. При этом вместо У Моси убийцами выставят Лао Гао и У Сянсян, которые довели человека до смерти. Тогда посмотрим, как они запляшут. «Это грязное дело нужно добить до конца, — рассуждал У Моси, — чтобы отомстить не только за себя, но и за Цзян Ху, которого я и знать не знал». Приняв такое решение, У Моси тут же почувствовал, как вырос в собственных глазах. Вместе с тем он ощутил в душе какой-то проблеск, и этот проблеск имел злобную природу. Это было новое чувство, его в нем скрупулезно взрастили его собственная жена У Сянсян и Лао Гао — друг, которому он доверял. Так что прежде твердолобый У Моси наконец-то обрел сметливость.

И все-таки У Моси просчитался. Пока он привез Лао Бай в город, наступил полдень. У Сянсян и Лао Гао к этому времени собрали свои манатки и бежали из Яньцзиня. Когда Лао Бай узнала, что к чему, с ней сразу случился приступ, ее заколотило, изо рта пошла пена, она плашмя упала на землю, готовая вот-вот отойти в мир иной. У Моси заметался и скорее повез ее на улицу Бэйцзе в аптеку Лао Ли под названием «Спасение мира».

В момент побега и Лао Гао, и У Сянсян забрали из своих домов все, что могло обеспечить им средства к существованию. Лао Гао забрал из лавки все серебро. Часть украшений принадлежала ему, недавно выкованные, они хранились на витрине и предназначались для продажи. А вот другая часть принадлежала клиентам. То были старые изделия типа сережек, браслетов, колец и шпилек, которые нуждались в чистке, серебрении или перековке. Клиентов совершенно не волновало то, что Лао Гао из-за своей любовной связи с У Сянсян оставил Лао Бай и скрылся. Прежде всего их заботила пропажа личных вещей, и тут крайней осталась Лао Бай. Но поскольку у Лао Бай как раз случился приступ, народ не решался слишком упорствовать. Все костерили Лао Гао, который казался таким порядочным, а на деле мало того что увел чужую жену, так еще и увел чужое добро. У Сянсян прихватила с собой шкатулку, в которой у нее хранились деньги, вырученные от продажи пампушек. Вообще-то они предназначались для открытия будущего ресторана, но, похоже, теперь об этом не могло быть и речи. То, что оба забрали с собой самое ценное, доказывало, что они не только одинаково мыслили, но из их поведения также можно было заключить, что оба сжигали за собой все мосты, не собираясь возвращаться. Лао Гао не оставил для Лао Бай ни одной прощальной фразы. Пусть вместе они прожили больше десяти лет, но, похоже, что теперь ему было на нее глубоко наплевать. А вот У Сянсян перед своим побегом вырвала листок из амбарной тетради и оставила У Моси записку: «Ничего не говори. Все равно бесполезно. Когда ты вернешься, я уже уйду. Деньги забрала я. Пампушечную оставляю тебе. Цяолин тоже оставляю тебе. Во-первых, чтобы не мыкаться с ней на чужбине, а во-вторых, с тобой ей все равно будет лучше».

Прежде, когда Лао Бай приходила в себя после припадка, Лао Гао по полмесяца не находил себе места. Любое сказанное поперек слово грозило тем, что она могла повеситься. Лао Гао не так боялся ее припадков, как того, что она может повеситься, поэтому старался во всем ей уступать. Сейчас, когда у Лао Бай случился приступ, а Лао Гао рядом уже не было, У Моси беспокоился, что та будет искать случая наложить на себя руки. Однако именно потому, что Лао Гао рядом не было, Лао Бай вешаться не собиралась. Прежде, чтобы оправиться, ей требовалось по полмесяца, а тут ей полегчало уже через три дня. Народ, видя такое дело, снова стал требовать у нее возмещения убытков. При этом больше кипятилась сама Лао Бай:

— Если бы не ваши побрякушки, Лао Гао не на что было бы убегать с этой шалавой. Сами просите, чтобы я вернула вам серебро, а кто мне вернет моего Лао Гао?

В общем, и смех и грех. После побега У Сянсян и Лао Гао У Моси три дня проходил злой. Злился он не потому, что его задумка отомстить с помощью Лао Бай провалилась, ведь если бы он не поехал за ней, а остался караулить любовников дома, они не смогли бы так запросто убежать. Да даже если бы и убежали, то хотя бы оставили деньги. Однако больше всего У Моси злило то, что теперь он должен был в одиночку расхлебывать всю эту кашу. Поскольку они сбежали, У Моси как был, так и остался рогоносцем. Если бы они не сбежали, У Моси бы с ними разобрался. Но теперь брошенным на произвол судьбы оказался именно он. Если рассуждать по уму, так У Моси должен был, как и в прошлый раз, вооружиться ножом и отправиться куда бы то ни было на поиски Лао Гао и У Сянсян. Но У Моси никуда не отправился. Если бы ничего не случилось или случилось, но раньше, он бы отправился на их поиски, но поскольку случилось то, что случилось, и именно сейчас, то У Моси на все это плюнул. Разумеется, если бы ничего не случилось, ему бы и не пришлось никого искать, но случившееся изменило У Моси. Как и в прошлый раз, когда он поехал за Лао Бай, чтобы та сделала грязную работу вместо него, сейчас, когда любовники уже сбежали, он снова взамен личной расправы стал искать другое решение. Пока У Моси жил вместе с У Сянсян, они никак не могли сойтись характерами, ни о чем не могли договориться, У Сянсян то и дело его притесняла, поэтому и он не чувствовал в ней родственную душу. Но теперь, когда эта зануда от У Моси сбежала, у него словно камень с души свалился. Пока она была рядом, для него это была сплошная головная боль. Так на кой черт теперь было эту головную боль возвращать? При том что вернувшаяся боль обещала быть куда сильнее. Если бы любовники не сбежали, все бы сейчас перевернулось вверх дном, а так все, наоборот, упростилось. Кроме того, — размышлял У Моси, — хотя У Сянсян от него сбежала, пампушечная все-таки осталась при нем. Это означало, что теперь взамен У Сянсян он вполне мог приглядеть какую-нибудь Ли Сянсян. Подумаешь, не сошелся характером с У Сянсян, зато он мог сойтись характером с Ли Сянсян. Подумаешь, не чувствовал родную душу в У Сянсян, зато он мог почувствовать такую душу в Ли Сянсян. Подумаешь, У Сянсян наставила ему рога, зато их могла сбросить Ли Сянсян. Коли ему совершенно бесплатно отвалилась пампушечная, он мог спокойно жениться на другой. Причем теперь уже он будет брать кого-то в жены, а не его будут «брать в мужья», как это случилось у него с У Сянсян. Так что заодно он мог выправить свой супружеский статус. Разумеется, ничего замечательного в самой ситуации с побегом жены не было. Поэтому вместо того, чтобы прилюдно проявлять свою радость, У Моси приходилось принимать хмурый подавленный вид. И это самое притворство удручало У Моси больше всего. После побега У Сянсян в пампушечной сразу стало намного спокойнее. Теперь У Моси никто не поучал, никто не бранил, так что он чувствовал себя вольготно как никогда. Но поскольку такое состояние было для него непривычным, он не мог перестать чувствовать себя не в своей тарелке. Точно такие же чувства испытывала и Цяолин. Ее ничуть не огорчило, что ее мать сбежала с чужим дядей. Вместо того чтобы плакать и капризничать, она спокойно ела и играла. Такое поведение девочки еще больше склонило У Моси к тому, что все нужно оставить как есть. Теперь по ночам Цяолин стала спать вместе с У Моси. Они устраивались на одной кровати, поэтому Цяолин не страшилась темноты и могла спать без света. Задув лампу, они всегда еще о чем-то шептались. Но то были разговоры о своем, они ни разу не вспоминали У Сянсян. И еще они всегда говорили о настоящем, ни разу не вспоминая прошлое.