Лю Чжэньюнь - Одно слово стоит тысячи

— Цяолин, ты уже спишь?

— Чего?

— Я просил тебя закрыть курятник, ты закрыла?

— Ой, забыла.

— Иди закрывай.

Цяолин начинала противиться:

— На улице темно, я боюсь.

У Моси примирительно ее журил:

— С твоим отношением к курам их бы давным-давно хорьки утащили. Разумеется, я их запер.

Цяолин радостно отвечала:

— Тогда завтра… завтра я помогу тебе запрячь осла.

В другой раз разговор мог быть таким:

— Дядя, ты уже спишь?

— Чего?

— Зажги свет.

— Я только лампу задул — и снова зажги, издеваешься?

— Я хочу писать.

У Моси улыбался, вставал и зажигал лампу. Но если к ним кто-нибудь заглядывал днем, У Моси тотчас принимал скорбный вид и давал знак Цяолин, чтобы та перестала играть или смеяться. Девочка понимала его без слов: пятилетняя кроха, будучи с ним заодно, всхлипывая и вздыхая, тоже начинала изображать, как она несчастна. И даже не это обоюдное притворство, а склонность к нему убеждала У Моси в том, что он изменился. Ведь раньше он таким не был. Но как бы то ни было, нельзя притворяться изо дня в день. Поэтому У Моси принял решение, что они с Цяолин будут притворяться лишь десять дней, а спустя десять дней он начнет жизнь с чистого листа и продолжит заниматься торговлей пампушками. И плевать, что там будут судачить про него люди, это вообще не их дело. Итак, У Моси придумал, что начиная с одиннадцатого дня он будет по вечерам заводить тесто, потом вставать с криком петухов и начинать стряпню. В день он по-прежнему планировал стряпать по семь кастрюль пампушек, которые по-прежнему собирался продавать на перекрестке. Цяолин он будет брать с собой. Кстати сказать, теперь, после ухода У Сянсян, его вдруг перестала напрягать торговля пампушками. Напрашивался вопрос: «А как же разговоры с клиентами?» Дело в том, что раньше ему требовалось говорить по указке У Сянсян, теперь же он мог говорить что хотел, а мог, если хотел, вообще молчать. После продажи пампушек он мечтал вместе с Цяолин по ночам снова строить церковь Лао Чжаня. Еще он думал как-нибудь презентовать Лао Суню бараний окорок, чтобы тот при случае помог ему подобрать какую-нибудь Ли Сянсян. В прошлый раз его сватал Лао Цуй, но на Лао Цуя у него надежды больше не было, так что на этот раз он обратится к Лао Суню. Мечты мечтами, но не подошел еще день десятый, как уже на пятый день У Моси пришлось отправиться на поиски У Сянсян. Утром У Моси замешивал тесто, Цяолин рядышком чистила лук. На доске у них лежал кусок мяса: они задумали приготовить фарш и налепить пельменей. И тут к ним пожаловал Лао Цзян, хозяин хлопковой лавки с улицы Наньцзе. Поскольку У Моси и Цяолин уже понимали друг друга без слов, то, едва заслышав, что к ним приближается гость, они тут же все, что лежало на столе: мясо, лук, тесто, редьку — попрятали в кастрюлю и накрыли крышкой, а сами, готовые к встрече Лао Цзяна, напустили на себя скорбный вид. Раньше пампушечная была яблоком раздора между семейством Цзянов и У Сянсян, из-за чего, собственно, У Моси как-то раз и «устроил разборку в Яньцзине». Поэтому сейчас У Моси решил, что Лао Цзян пришел к нему, чтобы поднять разговор о пампушечной. Ведь раньше эта лавка принадлежала семейству Цзянов, а не семейству У. Но теперь, когда хозяйка по фамилии У сбежала, У Моси запросто могли попросить собрать вещи и убраться вон. Может быть, Лао Цзян именно так и думал, но вот У Моси совершенно не собирался сдаваться. Раз уж У Моси и У Сянсян были супругами, то, несмотря на побег жены, пампушечную он уже мыслил как свою. Вот если бы чуть раньше У Сянсян прогнала У Моси, ему бы снова пришлось стать разносчиком воды. Так что сейчас, решив дать отпор семейству Цзянов, У Моси как никогда был готов защищать свои права. Ведь позже благодаря этой пампушечной он собирался жениться. Так что на самый худший случай ради этой лавки он был готов устроить в Яньцзине еще одну разборку. И тут уж он будет действовать до конца. Если в прошлый раз, защищая У Сянсян, он еще трусил и поэтому убил только собаку, то теперь, отстаивая лавку, он был вполне готов убить и человека. Однако, вопреки ожиданиям У Моси, хозяин хлопковой лавки Лао Цзян не стал поднимать вопроса о пампушечной, а только спросил:

— Ну что, парень, сбежали от тебя, что думаешь делать?

Поняв, что речь будет идти не о лавке, а об измене, У Моси расслабился. На этот счет он уже давно успокоился. Но только если раньше У Моси говорил, что думал, то теперь он изменился. Поэтому, тяжело вздохнув, он стал плакаться:

— Дядюшка, я в таком смятении, в голову ничего не приходит. А вы сами что думаете?

— Когда у тебя уводят жену, нельзя оставлять этого без ответа.

— А что бы вы предложили?

— Раз жену увел Лао Гао, надо разнести его лавку. Справишься? Коли нет, тебе помогут братья.

Вот, оказывается, что было у него на уме, такого поворота У Моси никак не ожидал. Под братьями Лао Цзян явно подразумевал Цзян Луна и Цзян Гоу. Он продолжал:

— Если все оставить как есть и проглотить обиду, то тебя засмеют. Вся наша жизнь как на ладони. Как ты потом на улицу выйдешь, если позволишь вытирать о себя ноги?

Сам У Моси так глубоко не задумывался. Наконец Лао Цзян сказал:

— Прошло уже четыре дня, а от тебя никакой реакции. Братья сказали, что подождут до полудня завтрашнего дня. Если до этих пор ты сам ничего не предпримешь, то не удивляйся, если наше семейство отрежет тебе путь к отступлению.

У Моси, свесив голову, погрузился в размышления, а Лао Цзян продолжал:

— Кроме того, есть еще кое-что.

У Моси поднял голову:

— Что?

Лао Цзян обвел своей палкой все, что находилось внутри лавки, и пояснил:

— Я знаю, что у тебя на уме. Хочешь на халяву заполучить лавку. Но нельзя же ради этого взять и оставить поиски жены. Это же станет ходячим анекдотом.

То, что это обернется анекдотом, У Моси уже давно предвидел. Но, поскольку на уме у него все-таки было свое, он делал вид, что ничего не понимает. Тогда Лао Цзян снова сказал:

— Есть еще кое-что.

— Что?

— В прошлый раз ты верно отметил, что все мы тут уже не дети малые, поэтому кончай уже притворяться, что ничего не понимаешь. То, что наша семья не поднимает вопроса о пампушечной, вовсе не значит, что мы тебя боимся. Это все ради Цяолин. Так что ты особо не зазнавайся.

Такой довод стал для У Моси очередным сюрпризом.

Не успел уйти Лао Цзян, как сразу после обеда к У Моси из деревни Уцзячжуан пожаловал отец У Сянсян, Лао У. Строго говоря, он приходился У Моси тестем, но поскольку У Сянсян от У Моси сбежала, соответственно, и Лао У тестем быть перестал. Как и У Моси, дома его постоянно притесняла жена. Увидав У Моси, Лао У заговорил с ним так, как следовало тестю, хотя в его словах и сквозило некоторое отчаяние:

— Ну что, дядюшка Цяолин, сбежали от тебя, что думаешь делать?