Хантли Фицпатрик - Моя жизнь по соседству

В своей речи мама рассказывает о двухстах тридцати годах труда, сделавших Стоуни-Бэй таким, какой он ныне, о двухстах тридцати годах доблести и так далее. Не понимаю, чем это выступление отличается от предыдущих, но Клэй стоит рядом с оператором «Ньюс-Центр 9», улыбается, кивает и наклоняется к фотографу, словно убеждаясь, что тот снимает так, как надо.

После маминой речи воцаряется тишина, и на трибуну быстро поднимается Нэн. Наборы ДНК у них с Тимом отличаются, и рост – наглядный тому пример. Нэнни выше меня на пару дюймов, то есть в ней росту пять футов четыре дюйма максимум, а вот Тим давно вымахал за шесть дюймов. Чтобы подсматривать текст своего выступления несколько раз, Нэн нужно подняться на несколько ступенек. Она кладет свой листок, разглаживает его, потом сглатывает комок в горле и бледнеет так, что проступает каждая веснушка.

Пауза затягивается, и мне становится страшно. Нэн перехватывает мой взгляд, собирает глаза в кучку и начинает:

– Сегодня в нашей стране принято праздновать и чествовать то, что мы имеем. Или то, чего мы желаем. А то, от чего мы избавлены, нет. В день памяти мечтаний и чаяний наших предков я хотела бы отдать должное четырем свободам и отметить, что две из них – свобода слова и свобода вероисповедания – чествуют то, что мы имеем, а две – свобода от нужды, свобода от страха – то, от чего мы избавлены.

Порой из микрофона доносится писк, порой довольно пронзительный визг. Мама склонила голову набок и внимательно слушает речь, словно Нэн не репетировала при ней как минимум пять раз. Трейси и Флип держатся за руки, лица у обоих серьезные. Я нахожу в толпе миссис Мейсон – она обхватила подбородок руками, а мистер Мейсон наклонился к жене и не сводит взгляд с Нэн. Я ищу Тима – вот он, прижал кулаки к глазам.

Нэн завершает свое выступление под бурные аплодисменты. Она краснеет, кланяется и уходит на свое место рядом с моей мамой.

– Кто мог выступить лучше? – вопрошает мама. – В День независимости мы понимаем, что выбрали наши предки, а что они отвергли, ведь они мечтали о том, что мы воплотили в жизнь, черпая силу в их надеждах.

В том же духе говорится еще очень многое, но я вижу лишь, как Нэн обнимают родители. Сейчас они радуются успехам дочери, а не переживают о Тиме. Нэн в родительских объятиях выглядит такой счастливой! Я оглядываюсь – где Тим, почему он не замкнет семейный круг? – но его нигде нет.

Мама вещает о свободе, о выборе, о силе американцев. Клэй, устроившийся в заднем ряду, улыбается и поднимает большие пальцы.

Участники парада медленно спускаются к гавани, где торжественно бросают в океан венок в память о погибших воинах. Винни Тейксер из начальной школы играет на горне «Сигнал отбоя». Потом все повторяют Клятву верности флагу, и официальная часть празднования Дня независимости перерастает в веселье: все получают сладкую вату, холодный лимонад и фруктовый лед из контейнеров, установленных «Кондитерской Доана».

Трейси и Флип чуть ли не убегают от мамы. Трейси оборачивается, что-то кричит, машет рукой. Мама в центре толпы пожимает руки, раздает автографы и… целует младенцев. Младенцев мама не любит, но об этом не догадаешься, глядя на то, как она охает и ахает над маленькими, лысыми, слюнявыми гражданами нашей страны. Я гадаю, должна ли стоять рядом с мамой целый день. Мне бы снять свое уродское детское платье и перебраться в прохладное место…

Сильные руки обнимают меня за талию, губы щекочут мне затылок.

– Сэм, ты сегодня не в форме? А я думал, кем ты нарядишься: Статуей Свободы или Мартой Вашингтон? – смеется Джейс.

Я поворачиваюсь лицом к нему:

– Прости, что разочаровала.

Поцелуи. Еще поцелуи… Я превратилась в девушку, целующуюся на городской улице. Я отстраняюсь, оборачиваюсь и смотрю на маму.

– Ты тоже охотишься на Тима? – спрашивает Джейс.

– На Тима? Нет…

– Он проходил мимо нашего с папой стенда. Выглядел мрачновато. Нужно его разыскать.

Мы стоим у турникета в конце Мейн-стрит. Я взбираюсь на стойку из белого кирпича, Джейс пользуется своим высоким ростом, чтобы оглядеться, но Тима нигде нет. Наконец я замечаю его: черный смокинг выделяется на фоне яркой летней одежды. Тим разговаривает с Троем Родсом, бессменным местным наркодилером.

– Вон он! – Я подталкиваю Джейса.

– Класс! – Джейс закусывает губу. – Он в чудесной компании.

Трой небось и в городскую школу товар поставляет. Мы с Джейсом пробираемся сквозь толпу, но, когда доходим до Троя, Тим снова исчезает.

– Мы найдем его! – Джейс пожимает мне руку.

Тим уже снова с родителями. Мы возвращаемся к Мейсонам, когда старый мистер Эрлихер, глава лиги волонтеров в нашем городке, говорит:

– А вот и наша сияющая звездочка! – Он целует Нэн и поворачивается к Тиму, который развалился на стуле рядом с сестрой. – По словам вашей матушки, вы, молодой человек, никак не можете встать на ноги.

– Да, да, я, молодой человек, не стоящий на ногах, – отзывается Тим, не поднимая головы.

Мистер Эрлихер тычет Тима в плечо:

– Знаешь, я и сам из поздних. Хе-хе-хе! Но посмотри на меня сейчас!

Мистер Эрлихер хочет, как лучше, но, когда начинает говорить, остановиться не может. У Тима вид совсем безутешный. Он лихорадочно оглядывает толпу, замечает нас с Джейсом и отводит глаза, словно помощи ждать неоткуда.

– Эй, Тим! – как ни в чем не бывало зовет Джейс. – Такая жара, поехали куда-нибудь.

К Мейсонам подошел Дэниэл. Он стоит за Нэн, пока та принимает поздравления, сияя ярче солнца.

– Давай, Тим! – снова зовет Джейс. – У меня «жук» возле магазина. Поехали на пляж.

Тим смотрит на меня, на Джейса, на толпу, наконец поднимается и плетется за нами, не вынимая рук из карманов смокинга. Когда мы добираемся до «жука», он заползает на заднее сиденье, хотя с его длиннющими ногами это совсем не просто.

– Я в норме, – коротко отвечает Тим, отмахиваясь от моих настойчивых просьб сесть спереди. – Садись рядом с милым. Грех разлучать вас, а у меня на душе грехов предостаточно. Покантуюсь сзади, попрактикую позы из Камасутры. Увы, в одиночку.

Жара такая, что горожанам впору дружно потянуться на пляж, но мы, приехав туда, не застаем никого.

– Вот те на! – восклицает Джейс. – Буду плавать в шортах.

Он снимает футболку, швыряет в окно «жука», потом наклоняется, чтобы разуться.

Я собираюсь сказать, что схожу домой за купальником, но Тим падает на песок прямо в смокинге, а это значит, я никуда не иду. Тим купил что-то у Троя? А даже если купил, когда успел накуриться или наглотаться?

Джейс встает в полный рост.

– Давай наперегонки! – предлагает он Тиму.

Тим убирает руку с глаз:

– Наперегонки? Ага, конечно. Ты ведь спортсмен на пике формы, а я нетренированный дохляк. Давай, давай наперегонки! Я прямо в смокинге поплыву! – Тим поднимает палец. – Нет. Если подумать, нет! У меня слишком много незаслуженных преимуществ. Не хочу позорить тебя перед Самантой.