Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

Вильгельм добежал до Кристиана первым. В руке у него был платок.

Антон не шевелился. Как будто, прежде чем осознать, что он застрелил Кристиана Силача, ему требовалось переварить сам факт своего поражения, и позже мы часто обсуждали, а что же, по его мнению, было хуже: урон, причиненный репутации, или рана, нанесенная Кристиану.

Но вот он наконец очнулся. Побежал к Кристиану, но остановился в паре метров.

— Надо отвести его к доктору Кроману, — сказал он, сумев полностью совладать с голосом.

Да, он все еще был нашим вожаком, потому что мы сразу успокоились, хотя при виде крови, залившей платок Вильгельма, мальчишки помладше вскрикнули от испуга.

Антон подошел к Кристиану, который голосил, не отрывая рук от лица.

— Дай посмотреть, куда я попал, — сказал Антон, убирая волосы со лба Кристиана.

— Не трожь меня! — крикнул тот.

Но руки убрал, и мы увидели, что кровь течет из его правого глаза. Целое озеро крови.

Антон взял Кристиана за руку, как в свое время Генри Левинсена, когда тому надели на уши кашпо, и Генри наверняка бы вспомнил тот день, если бы остался с нами, но Южной банды и след простыл.

— Скажем, что ему ветка в глаз попала, — произнес Антон, оглядев компанию с прежним апломбом.

И мы потянулись через город к доктору Кроману, а Кристиан все кричал, и всем прохожим мы говорили одно: «Он наткнулся на ветку».

Мы не думали, что покрываем Антона. Мы покрывали себя самих. Какое взрослым дело, отчего из глаза Кристиана Силача хлещет кровь? Глаз находится в компетенции доктора Кромана. Он единственный может помочь. И мы предали судьбу Кристиана в его руки.

Чего мы не понимали, так это, что Кристиан не единственный, чья судьба сегодня решится в консультации доктора Кромана. На кону и судьба Антона. Скоро мы навеки потеряем своего предводителя.

Пока мы добирались до кабинета доктора Кромана, нас собралась целая толпа. Кроме нас, Банды Альберта, еще человек двадцать — тридцать. Время было неприемное, и мы принялись колотить в дверь и звать доктора. Кроман открыл. Он моментально взял Кристиана за плечи и увел. Кристиан тут же затих, словно понимая, что находится в надежных руках, а может, перед доктором себя показать хотел.

Мы попытались пройти следом.

— Вы в своем уме?! — спросил доктор. — Давайте дуйте отсюда.

Войти разрешили только Антону, Вильгельму и Кнуду Эрику.

Доктор спросил, что случилось, глядя при этом на Антона.

— Ему ветка в глаз попала, — сказал Антон.

— А сам ты ответить не можешь? — спросил Кроман.

— Мне ветка в глаз попала, — повторил Кристиан Силач, и его акции в наших глазах сильно выросли.

Доктор Кроман тем временем уложил Кристиана на кушетку и принялся отмывать его лицо от крови. Он аккуратно взял его за веко и полностью открыл глаз. Мы отвернулись. Не хотели на это смотреть.

— Доктор Кроман, — сказал Кристиан совершенно спокойным голосом, — я буду видеть этим глазом?

— Буду с тобой честным, — ответил доктор, — этот глаз теперь ни на что не годится.

— Мне вставят стеклянный?

Кристиан по-прежнему говорил спокойным голосом, словно слова Кромана особого значения не имели.

Наше уважение достигло невиданных доселе высот.

— Необязательно, — ответил Кроман.

— Хорошо, — сказал Кристиан, — мне больше нравится повязка.

Впоследствии, когда мы это обсуждали, то догадались, что задумал Кристиан. Он понимал, что Антону конец, и увидел, какая ему представляется возможность. Он станет единовластным предводителем Банды Альберта. Будет носить повязку, и голова убитого мужчины перейдет к нему вместе с тайной убийцы. Но пока что, в консультации доктора Кромана, мы осознавали только, что Кристиан Силач наконец-то оправдал свою фамилию. Наше восхищение тем, как он принял тяжелый удар судьбы, не знало границ.

Мы совсем позабыли об Антоне.

Но доктор Кроман помнил.

— Почему-то каждый раз, когда что-то случается, ты оказываешься рядом, — произнес он, пристально глядя на Антона. — Не ты ли приходил с Генри Левинсеном, когда у него голова в кашпо застряла?

— Да, — ответил Антон, — приходил. Но сделал это не я.

— Может, не ты и аиста пытался застрелить? — спросил Кроман.

Антон не ответил. Он смотрел перед собой остановившимся взглядом, словно мысли его носились далеко-далеко, и не слушал, что ему говорят. Вот он снова прищурился, этак противно, как частенько делал в последнее время, как будто все еще целился из «хлопушки».

— И к сегодняшнему происшествию ты тоже никакого отношения не имеешь?

— Ему ветка в глаз попала, — сказал Кнуд Эрик.

— Мне ветка в глаз попала, — отозвался Кристиан с кушетки.

— Это я виноват, — внезапно произнес Антон. — Это я ему в глаз выстрелил.

Мы не верили своим ушам. Сперва придумал историю с веткой. А тут вдруг сознался, как было на самом деле.

— Я стрелял из лука, — добавил он. — И конечно, не в глаз. Я целился в яблоко у него на голове. Но все равно моя вина. Это я был.

Делая свое признание, он смотрел доктору Кроману прямо в глаза.

Еще секунду назад мы о нем забыли. Но теперь вспомнили, кто он такой, и знали: что бы ни случилось, он останется нашим предводителем. На свете существует только один Антон, может, он и не лучший на свете стрелок, но все равно никто с ним не сравнится, даже Кристиан с его повязкой на глазу, пусть он старше на три года и куда крупнее.

Доктор Кроман промолчал. Мы ждали, что он будет ругать Антона, как учителя в школе. Обзовет его дрянным мальчишкой, плохим примером, хулиганом, закоренелым преступником, будет упрекать за безответственное поведение, а может, угрожать, что отправит в исправительное учреждение или посадит в тюрьму. Но доктор был мужчиной трезвым и рассудительным. Он разбирался в строении тела и его функциях и предпочитал заниматься тем, в чем знал толк. И просто попросил нас исчезнуть, чтобы спокойно заняться глазом Кристиана.

Мы направились к дверям.

— Постой-ка, Вильгельм Телль, — произнес Кроман. — Придешь ко мне завтра. Хочу кое-что проверить.

— Наверное, мои мозги, — сказал Антон, когда мы вышли. — Хочет проверить, есть ли в Марстале кто-то глупее меня.

Он выглядел совершенно убитым. А что тут скажешь? Он виноват. Выбил глаз Кристиану. И хоть мы соврали, когда он попросил нас об этом, мы понимали: Антон совершил настолько скверный поступок, что извиняться даже смысла не имело.

В следующий раз, когда мы увидели Антона, на нем были очки.

Его лицо, всегда такое уверенное, даже суровое, выглядело бледным и беззащитным за темно-коричневой роговой оправой, которая, казалось, прижимала его к земле. Он держался так, словно собирался сменить имя, и если его глаза за стеклами очков что и выражали, так это просьбу: «Пожалуйста, сделайте вид, что меня не видите».