Калле Каспер - Буриданы [журнальный вариант]

За дверью они расстались, Август пошел к себе или, вернее, к некой вдовушке, обладательнице небольшого огорода, которая в доставляемых Августом семенах нуждалась настолько, что согласна была взамен за ним ухаживать, Алекс же для начала отправился на Долгоруковскую. Тут все было в порядке, не в том смысле, конечно, что отопление или газ вернулись в дом, нет, но зато из-за их отсутствия пролетариат пока домом не заинтересовался. Алекс взял несколько книг, которые Марта попросила его привезти, и постучался к Богданову. Актер исхудал, и его глубокий голос стал хриплым — результат простуды. Алекс попросил, чтобы Богданов присмотрел за квартирой, пока он «дышит деревенским воздухом», и распрощался. По дороге на вокзал он зашел еще к Зое, учительнице музыки детей, и договорился, что она приедет к ним в следующее воскресенье. На даче было пианино, Марта считала важным, чтобы дети не утратили навыки игры на нем, и, хотя поездка предстояла утомительная, Зоя от нее отказываться не стала, у Алекса она могла наесться.

Поезд только что ушел, когда пойдет следующий, было неизвестно — может, через полчаса, а может, через три дня. Расписания не существовало, составы приходили и уходили по воле машиниста или когда какой-либо красный начальник куда-то засобирался. Здание вокзала было полно народу, люди сидели на скамейках, лестницах и прямо на полу, окруженные мешками и свертками. Раньше можно было по внешности довольно легко понять, к какому слою общества тот или иной пассажир принадлежит, теперь все были одеты более-менее одинако, по-простецки. Да, господ и слуг уже не было, была однородная масса, из которой выделялись лишь патрульные с красными повязками на рукавах. Алекс тоже уже давно сменил пиджак на косоворотку, что вместе с мозолистыми руками должно был доказывать его крестьянское происхождение; но, конечно, главное, на что он мог надеяться в случае, если кто-нибудь крикнет «Стой!», было удостоверение комиссариата.

Он решил выйти покурить и вдруг заметил девушку, которая сидела съежившись на краю скамейки, — она показалась ему знакомой. На девушке была жуткая желтая блузка с большими карманами и широкая зелено-коричневая юбка, она крепко прижимала к коленям большую сумку и смотрела прямо перед собой, сосредоточенная и сверхнапряженная. Неужели Татьяна? Да, она, в очередной раз изменившаяся, словно приобретшая новую оболочку. Как долго он ее не видел? А ведь уже четыре года прошло с того дня, когда в Ялте он сунул ей в руку деньги и велел ехать обратно. Как глупо она в тот раз себя повела, и как долго он, Алекс, из-за этого был вынужден терпеть нервное состояние Марты, ее холодность, ревность — только в последний год отношения более-менее наладились, трудности снова сблизили их.

Он собирался уже пройти мимо Татьяны, но какой-то импульс вдруг заставил его остановиться. Сейчас, когда человеческая жизнь не стоила ломаного гроша, когда цивилизация лежала в руинах, друзья пропали без вести, знакомые — кто умер, кто сбежал за границу и когда над его семьей в том числе постоянно нависала опасность погибнуть, нельзя было отчужденно пройти мимо ни одного человека, который еще соединял тебя с той, предыдущей, не то чтобы беззаботной, но, во всяком случае, нормальной жизнью.

Он решительно подошел к девушке и остановился перед ней.

— Татьяна?

Когда она посмотрела на него, все стало ясно и без слов — конечно, Татьяна, в больших карих глазах тот же блеск, что и раньше.

— Александр Мартынович, вы…

— С каких пор мы на «вы»?

Татьяна покраснела и опустила глаза.

— Куда ты едешь? — спросил Алекс.

Показалось или девушка действительно испуганно вздрогнула?

— К тете…

— Но ведь твоя тетя…

Алекс умолк, поймав умоляющий взгляд Татьяны — да, тетя жила в Таганроге, куда проехать было никак невозможно, связь с югом прервалась, от родителей Марты тоже не было никаких известий, следовательно, Татьяна врала, неумело, как всегда.

— Давай выйдем, здесь душно.

Татьяна послушно встала и последовала за Алексом на привокзальную площадь. Там тоже была суматоха, народ сновал туда-сюда, спекулянты прятали товар под кафтанами, воришки с наглыми взглядами следили, не оставит ли кто-нибудь на минутку багаж без присмотра. Немного дальше был когда-то небольшой сквер с сиренью, скамейки оттуда давно унесли, чтобы пустить на дрова, да и кустов не пощадили, только какая-то пустая жестяная бочка валялась посреди клумбы, на которой странным образом, несмотря ни на что, выросла пара тюльпанов. Алекс пошел прямо к этой бочке, сел и похлопал по жести — чего стоишь, мол? Место было удобное, отсюда был виден отрезок железной дороги, так что приход состава не проглядишь.

— Немного времени у нас должно быть.

Он вытащил из кармана портсигар, сунул самокрутку в рот, закурил и только потом поймал жадный взгляд Татьяны. Неужели она стала курить? Он безмолвно протянул ей портсигар — раньше, в мирное время, он никогда бы такого не сделал, наоборот, вырвал бы у девушки сигарету, если б той пришло в голову покрасоваться, но теперь все это уже не имело значения, время, отведенное на воспитание людей, кончилось.

Она действительно взяла самокрутку, неумело помяла ее, но, когда Алекс чиркнул спичкой, довольно ловко закурила и даже затянулась.

— Рассказывай, — велел Алекс.

— Тетя перехала в Новгород, еду к ней, она обещала найти мне работу, в Москве трудно…

— Не ври.

Как только Татьяна начала излагать свою легенду, Алекс сразу понял, что она придумала ее только что, и все-таки был удивлен, когда она опять вздрогнула и испуганно огляделась вокруг.

— Не нервничай, никому до нас нет дела.

Действительно, никто не обращал на них внимания, патруль, беспорядочным шагом приближавшийся к вокзалу, в том числе. Среди спекулянтов началась паника, часть проскользнула в вокзальное здание, часть растворилась среди прохожих. Сейчас такое время, когда каждый занят только самим собой, подумал Алекс — озабочен либо тем, как бы откуда-то что-то добыть, либо, как добытого не лишиться. Борьба за существование, как говорила Марта.

— И куда же ты все-таки направляешься? В Добровольческую армию?

Татьяна обалдело вытаращилась на Алекса. Попал в точку, подумал он, однако удовлетворения не почувствовал.

— И как ты собираешься туда пробраться?

Только сейчас Татьяна словно очнулась и покачала головой.

— Нет, Алекс, это не то, что ты подумал. Мне действительно надо ехать, но в другое место.

— Куда?

Алексу надоели его собственные покровительственные интонации, и последний вопрос он задал без оттенка превосходства, а просто как старый друг. И это подействовало куда больше, боязливость Татьяны улетучилась, из ее взгляда исчезла строптивость, и, когда она наконец открыла рот, это была почти прежняя Татьяна — пылкая, откровенная, наделенная живой фантазией.