Патриция Гёрг - Шпагат счастья [сборник]

— Маат? — спрашивают двое коллег. Они прислонились к стендам с информацией между Индией и Монголией. — Маату место в Средневековье, — говорят они. — В поворот, — рассказывает один из сотрудников, — в который входишь на сто двадцать, много — на сто тридцать, другой может войти и на сто шестьдесят. Маат часто растворяется в воздухе, — говорят коллеги, — особенно в обеденное время. На повороте стоит ограничение восемьдесят, — говорит второй сотрудник. Потом они идут за угол и пропадают в заставленных просторах Монголии.

Маат открывает дверь в Индию. На черном фоне, как планеты, сверкают скульптуры. Индия — это большой рельеф, заполненный окаменевшими растениями и богами, разбитыми и элегантно подсвеченными. Смотритель движется через обломки извилистыми линиями. Маат видит, что его коллега описывает бесконечные восьмерки. Маат видит, как его коллега со скрещенными за спиной руками оплетает скульптуры паутиной вечности. Некоторые из богов танцуют. Многорукие, они бросаются навстречу событиям. Они стоят в залах свободно, дружелюбно и отстраненно. Маат углубляется в Индию. Он видит слона, который с поднятым хоботом обрушивается с неба к лежащей женщине. Женщина рожает ребенка. Это ребенок, который грядет. Маат ищет его. Посредине Индии, на черном помосте, стоящем на покрытом ковром полу, возвышается Тот, вокруг которого, вероятно, все вращается, Тот, кто обрел покой, Тот, вокруг головы которого возник нимб из камней. Между бровями у него локон мудрости. Он видит Маата не глазами, а поднятой ладонью своей правой руки. И на этой ладони появляется то, что было побеждено Грядущим: Маат видит колесо жизни, в бешеном вращении превратившееся в камень.

Одна из претенденток на выигрыш старается уловить свой шанс. Она скрючилась, как будто у нее на спине маленький горбик, она стоит, нагнувшись вперед, как будто ее ноги увязли в болоте, через которое она пришлепала на сцену, где, к своему изумлению, видит все то же болото. Она в смущении. Перед ней поставили несгораемый шкаф. Она нерешительно оглядывается. Стоящие полукругом камеры устремлены на нее. На одной из них горит красная лампа. Вдали дрожат неясные очертания публики. Претендентка ищет. Она владеет многими канцелярскими языками, умеет кивать, но не знает, где ее шанс. Она боится, что уйдет несолоно хлебавши. Не успевают камеры наклониться, как она вдруг бросается вперед и начинает крутить замок сейфа. Появляется зыбкий призрак успеха. Через несколько секунд камеры показывают, как бронированная дверь открывается и одна из ассистенток вводит претендентку в шкаф размером с комнату. Внутри он обит мехом косули, на котором тает снег. Он освещается вспышкой. Претендентка ждет. Она быстро сует ноги в прибитые к полу меховые тапочки. Она стоит посредине несгораемого шкафа, согбенная под своим злосчастным горбиком, и кивает, кивает.

Маату уже хорошо знакомы эти всегда готовые прийти на помощь руки ассистенток, каждую из которых он знает по имени. Как свора хорошо натасканных собак, бросаются эти руки на происходящее. Они вкатывают тележки на колесиках, открывают волшебные кубики, они без остановки рыщут в поисках счастья. Их вырастили такими изящными, что они могут вытащить счастье из любой щели. Маат, не отрываясь, смотрит на них. Руки приучены целенаправленно выхватывать претендентов и ставить их перед камерой на нужное место, туда, где их окружают призы, словно нимб. Они тихонько подталкивают игроков и соединяют их на экране таким образом, что никто уже не сможет понять, где чей выигрыш. Претендентов вставляют в рамку. Они вместе улыбаются из одного медальона. Руки ассистенток опять приходят в движение, готовые схватить новую добычу.

— Наша дружеская дуэль! — кричит ведущий. Он приветствует кандидатов. — Добро пожаловать, Гюнтер и Инге! Против Гюнтера и Инге выступают Сабине и Дитер! Гюнтер и Инге, — говорит он, — вы женаты?

— Да, — отвечает Инге, — мы женаты вот уже двенадцать лет, у нас двое детей четырех и шести лет, и нам бы очень хотелось сегодня выиграть.

— Сабине и Дитер, — спрашивает ведущий, — вы обручены?

— Да, — говорит Дитер, — мы обручены вот уже три месяца. Мы хотим пожениться. Мы хотим иметь двоих детей. И мы очень хотели бы сегодня выиграть.

Ведущий объявляет, что выиграет та пара, которая продержится дольше. Потом он отворачивается в сторону, и в студии появляется человек с сочувственным взглядом. Его руки гребут по воздуху. Он стоит перед стеной студии.

— Есть люди, — говорит он, — которые заворачивают за угол и никогда больше не возвращаются. Есть люди, которые хватаются за сигареты, а потом исчезают в дыму. Есть люди, которых видели в последний раз, когда они нырнули в коробку из-под стиральной машины. Не думаете же вы, — говорит он, — что это единичные случаи. Ежедневно в нашей стране пропадает двести пятьдесят человек. Если вы меня сейчас видите и вы пропали: пожалуйста, возвращайтесь назад!

Сочувствующего мужчину отодвигают с экрана, и ведущий опять тут как тут:

— Наши претенденты помчатся сейчас наперегонки!

Гюнтер и Инге начинают вращать один, а Сабине и Дитер другой барабан. Барабаны крутятся так быстро, что от них во все стороны разлетаются искры и потрескивают возникающие электрические дуги.

— Вот так, — смеясь, кричит ведущий, — мы получаем ток для нашей телестудии.

Гюнтер и Инге внезапно исчезают с экрана. Сабине и Дитер выиграли домашний тренажер.

Обеденный перерыв закончился. Маат опять на своем месте. В Средневековье никто не шелохнулся за время его отсутствия, только солнце ушло из зенита и стало желтее. В одном из уголков музея оно теперь так просвечивает сквозь шторы, что на них отпечатывается узор зарешеченных окон. Маат охотно заходит в этот уголок. Там висит картина, символизирующая для него родину. Маат, вернувшийся из других стран, опять принят голубыми скалами и коричневой землей.

Мария и Младенец на пути в Египет, Они передвигаются по ночам, на осле, которого Иосиф ведет за веревку, вдоль темных деревьев с отливающими золотом листьями. Младенец запеленат и тесно прижат к сердцу Марии. Мария с опущенными глазами, Иосиф в больших башмаках ищут дорогу. Через некоторое время они замечают, что осел ходит по кругу и что они во время своего бегства остаются на одном и том же месте. Теперь они останавливаются на отдых. Вокруг них простирается местность, уходящая как в прошлое, так и в будущее. Можно увидеть Вчера и Завтра. За их спиной, на пашне, засеянной в том месте, которое они уже покинули, сразу вызревает хлеб — от посева до полной зрелости. Солдаты Ирода допрашивают крестьянина. Они хотят узнать о новорожденном. Одного новорожденного, говорит крестьянин, я видел в тот день, когда сеял зерно. Солдаты, маленькие, обманутые в своих ожиданиях фигурки, рассеиваются, словно ветром, в разные стороны и потерянно бродят вокруг. Перед беглецами, в той части местности, где они вскоре окажутся, свергаются со своих пьедесталов, падают и разбиваются идолы. И это свершает Младенец, который может творить чудеса. Он освежает свою мать плодами пальмового дерева, склоняющегося перед Ним до земли. У ног Младенца внезапно начинает бить источник. Ландшафт держит Его в самом своем сердце. Младенец поднимает свою маленькую руку и приводит в движение стихии. Мария и Младенец отдыхают в центре картины, на полпути своего бегства, их взгляды обращены вовнутрь, они как сомнамбулы подняли правые руки и погрузили их в воздух своей истории.