Мег Вулицер - Исключительные

— Мо очень далек от того, чтобы есть краску! — больше Жюль не нашлась что ответить. — Видно, что он чувствительный, сообразительный. И да, он — настоящий герой.

Жюль понимала, что с этой точки зрения им с Деннисом повезло, а вот Эш и Итану — нет. Да, у нее были подозрения, что Рори не ждет такое уж невероятное и привилегированное будущее, но это ведь не трагедия. Рори и сама не захотела бы так жить. Она была вполне довольна тем, что у нее было. Несмотря на материнский нарциссизм и навязчивые фантазии, в которых Жюль небрежно говорила своим знакомым: «Да, моя Рори учится в Йеле, изучает лингвистику, и недавно выиграла бла-бла-бла», она понимала: если ребенок доволен самим собой — значит родителям крупно повезло. У Рори и Ларкин все будет хорошо. А вот у Мо с его вытянутым нервным личиком и подрагивающими пальцами — нет.

Эш ушла домой в десять — сказала, что устала, и отшутилась, что у «Шлепперс» срочный заказ на утро в Квинсе. В ту же ночь, не очень далеко от них, на шестом этаже «Лабиринта» 65-летняя мать Эш, Бетси Вулф, проснулась от головной боли — такой сильной, что она смогла лишь пробормотать «Гил!» и коснуться головы, чтобы он понял, что с ней. Это было кровоизлияние в мозг, и она скончалась еще до того, как к ним приехала скорая. Эш позвонила Жюль после того, как съездила в больницу и разобралась с документами. Она едва могла говорить. Она позвонила среди ночи, вся в слезах, сказала, что Итан все еще в Гонконге, и спросила, не может ли Жюль приехать к ней прямо сейчас. Жюль, конечно же, согласилась. Она оделась в темноте незнакомой квартиры, среди неразобранных коробок, спустилась на лифте и среди ночи поймала такси.

Она не бывала в «Лабиринте» много лет. У нее не было причин возвращаться туда. Когда золоченый лифт повез Жюль наверх, она обхватила себя руками. Поднимаясь, она не ощущала волнения — только печаль и страх. Эш открыла дверь и бросилась Жюль в объятия так, словно ее кто-то швырнул. Потеря матери превратила ее совсем в другого человека — она уже не была той женщиной, которая возилась с ними весь день и вечер, помогала Рори убраться в комнате и довольно уплетала креветки в кляре.

— Что мне теперь делать? — спрашивала Эш. — Как это так — у меня больше не будет мамы? Моей мамы? Когда я уходила от вас, мы говорили с ней по телефону, а теперь… теперь ее просто нет?

На нее накатила новая волна истерики.

Жюль обняла ее, и пару минут они стояли не шевелясь. Квартира за спиной Эш казалась неправдоподобной, похожей скорее на театральные декорации, чем на настоящее жилье. Их окружали просторный холл, гостиная и длинный коридор, двери которого вели в спальни, где жили и спали Вулфы. Жюль хотела сказать Эш хоть что-нибудь, но пока что у нее получалось лишь соглашаться с ней.

— Это ужасно, — говорила Жюль. — Твоя мама была замечательной женщиной. Несправедливо, что ее не стало так рано.

И вообще не стало, добавила Жюль про себя. В свои шестьдесят пять Бетси Вулф все еще была настоящей красоткой. Она работала доцентом в Музее искусств «Метрополитен», а по воскресеньям учила детей рисовать.

Все, кто ее знал, постоянно говорили о том, как молодо и элегантно она выглядит.

Когда умер отец Жюль, это тоже стало для всех шоком и трагедией, особенно если вспомнить про его возраст.

— Сорок два! — поражался Итан. — Это чертовски несправедливо!

Жюль хотела сказать Эш, что смерть кого-то из родителей — это, безусловно, невыразимо страшно, но все, что с этим можно сделать, — это просто зажать себя в кулак. Именно это Жюль — Джули — и сделала в свое время.

Она сжала себя, и отпустила только в то лето, когда познакомилась с ними. А ведь Джули прекрасно справлялась самостоятельно, внезапно подумала Жюль. У нее все было в порядке. Возможно, она даже была счастлива.

Наконец Эш высвободилась и отправилась в гостиную. Жюль последовала за ней. Что-то не так стало с этим местом. Почему этот дом теперь казался таким потрепанным? Может, все дело в краске на стенах? Или он просто пропитался смертью Бетси Вулф, и все, что прежде источало тепло и сияние, вывернулось наизнанку? Даже так хорошо знакомые ей прежде лампы, ковры и пуфики стали чужими и неуютными. Эш упала на диван, спрятанный под гигантским чехлом, и закрыла лицо руками. Рядом раздался шорох. Жюль обернулась и увидела в дверях отца Эш. Если ее горе превратило в маленькую девочку, то Гила Вулфа — в старика. Он был в банном халате, его седые волосы торчали в разные стороны. Он выглядел сбитым с толку, все его движения казались заторможенными.

— Ох, Жюль, — пробормотал он. — Это ты.

Она подошла к нему, осторожно обняла и сказала:

— Бетси… мне так жаль.

— Спасибо. Мы были счастливы вместе. Вот только я надеялся, что у нас будет больше времени, — он пожал плечами, этот худенький шестидесятилетний мужчина. С возрастом лицо его стало мягким и бесполым, как будто гормоны смешались в организме, как в котле, потому что это уже было неважно. Он перевел взгляд на Эш и добавил:

— Это снотворное мне не помогло. Я не могу уснуть.

— Поможет, пап. Подожди еще немного. Просто полежи, ладно?

— Ты звонила? — нервно спросил он.

Жюль сначала не поняла кому, но потом догадалась.

Он хотел узнать, звонила ли Эш брату.

— Я как раз собиралась, — сказала Эш. Она проводила отца до его постели, а потом ушла в свою старую детскую комнату — звонить. Жюль не осмелилась пойти за ней, потому что не хотела видеть кровати, на которых когда-то спали Эш и Гудмен, — это было все равно, что войти в мавзолей. Она осталась в гостиной, застыв в кресле. Эш сказала, что ее мамы больше нет. А это значит, что больше нет ее волос, собранных в свободный пушистый пучок. Нет ее новогодних вечеринок. Картофельных оладий, которые она жарила на Хануку, тоже больше нет. Гудмен вышел из игры и скрылся. Но на самом деле ушла Бетси.

Похороны матери Эш прошли через четыре дня в Обществе этической культуры, куда Жюль раньше приходила к памятникам людей, умерших от СПИДа, а потом — на свадьбу своей соседки по вигваму Нэнси Манджари. Все ждали, когда на похороны Бетси прилетит из Гонконга Итан на частном самолете телекомпании. Мать Жюль тоже захотела приехать.

— Зачем, мам? — раздраженно спросила Жюль по телефону. — Ты же даже не знала ее. Вы виделись всего один раз, в семьдесят седьмом году, в аэропорту, когда я летала с ними в Исландию.

— Да, — сказала Лоис. — Я прекрасно это помню. Это было очень мило с их стороны — взять тебя с собой. И Эш всегда была очень добра. Я бы хотела отдать дань уважения.

И вот Лоис Хэндлер приехала из Хеквилла в Лонг-Айленд на поезде и отправилась на похороны вместе с Жюль. Похороны получились эмоциональными — собралось много родственников и друзей семьи. Все, кто хоть как-то был связан с Вулфами, хотели сказать над гробом пару слов. Кузина Мишель, которая выходила замуж в гостиной Вулфов и танцевала под «Nights in White Satin» [18] «Nights in White Satin» ( «Ночи в белом атласе» ) — знаменитая песня, написанная в 1967 году вокалистом и гитаристом Джастином Хэйвордом британской рок-группы The Moody Blues. , уже — невероятно — стала бабушкой ! Она говорила о том, какой щедрой была Бетси. Жюль тоже встала и неловко заговорила о том, как ей нравилось быть частью семьи Вулфов. И в то же время она понимала, что не стоит перегибать палку, чтобы не задеть чувства собственной мамы. Она не могла сказать при ней: «Именно с Вулфами я чувствовала себя по-настоящему счастливой». Так что ее речь была короткой.