Мег Вулицер - Исключительные

Деннис быстро оделся и вышел в гостиную.

— Итан приходил?

— Да, — ответила Жюль, — он позвонил и спросил, может ли зайти. Принес всякого вкусного, если хочешь.

— Мне не нужны его вкусности. И ты прекрасно знаешь, что деньги его мне тоже не нужны. Что, двадцатками дал, или одной купюрой, новенькой такой, хрустящей? Это так трогательно, Жюль, и так унизительно, что я поверить не могу. Зачем ты их взяла? Ты что, нищенка?

— Деннис, ты о чем?

— Рори сказала мне о сотне баксов.

— Неужели? — Жюль коротко усмехнулась.

— А что? — смутился он.

Жюль вышла из комнаты, но быстро вернулась и протянула мужу чек. Впоследствии, вспоминая эту сцену, он даже не мог сказать, что она ткнула чек ему в грудь.

Деннис взял чек, посмотрел на него и закрыл глаза.

— Господи, — он сел на диван и схватился за голову. Прическа его была в полном беспорядке после сна. — Мысль о ста баксах меня оскорбила. Но это намного хуже. Я не знаю, как поступить.

— Деннис, все хорошо, — сказала Жюль.

— Если ты хочешь со мной развестись, Жюль, пожалуйста. Но ты об этом не говорила.

— Не хочу. Зачем ты сам об этом заговорил?

— Это ужасно. Со мной же было весело до инсульта, пока мне не сменили лекарства, правда?

— Да, конечно.

— Я пытаюсь осознать, что со мной было весело, и снова может быть весело. Но раз за разом я понимаю, что не могу. Что что-то делаю не так. Та девушка из Кентукки с жуткой печенью. Сейчас она, наверно, уже умерла. Господи, теперь я снова буду все время о ней думать. Все так сложно.

Я не такой сильный, как ты и Рори. И я знаю, что скоро потеряю тебя.

— Нет, — ответила Жюль. Было уже далеко за полдень, а он сидел перед ней в мягкой мятой пижаме. Он потерял всю свою бодрость и силу в тот вечер, когда наелся чего-то, содержащего тирамин. Она и весь остальной мир пошли дальше, а он остался на месте. Он может потерять ее, если все останется по-прежнему. Теперь она это понимала. Это было как… почувствовать, что у романа будет плохой конец, и быстро захлопнуть книгу, будто можешь что-то исправить.

— Деннис, нам нужно что-то изменить в жизни, — сказала она. — Для начала уедем отсюда. Из этой квартиры. Продолжим тебя лечить. Новые лекарства, спорт, осознанность, да что угодно. Но мне кажется, мы должны принять помощь Итана и Эш.

Деннис испытующе поглядел на нее, и тут появилась Рори. Она всегда появлялась вовремя, как будто какие-то электрические импульсы влекли ее в эпицентр напряженных ситуаций. Она встала перед родителями и посмотрела на них.

— Это сто долларов? — спросила она у отца.

— Да.

Рори, удовлетворенная, посмотрела на мать, и кто знает, какие сложные соображения заставили ее выдвинуть следующее требование.

— Мама, поцелуй папу, — велела она.

— Что? — переспросила Жюль.

— Поцелуй папу, я хочу посмотреть.

— Детка, люди обычно целуются наедине, — сказал Деннис, но Жюль обхватила руками лицо мужа и притянула его к себе. Он не сопротивлялся. Глаза у обоих были закрыты, но они слышали, как смеется Рори — низким довольным смехом, как будто осознавая свою власть.

И вот они перебрались в другое жилье, шестью кварталами севернее, куда более светлое и чистое. «И здесь есть лифт!» — постоянно напоминали они друг другу, причем с таким удивлением, словно раньше и слышать не слышали про такое чудо. А теперь оно принадлежит им! В первый день, когда этот лифт привез их в захламленную, но новенькую, свежую квартиру, пропахшую краской и полировкой для пола, они поняли, что, наконец, спасены. На самом деле это было не совсем так — просто они переселились в новую, более качественную квартиру в кооперативном доме, взяв ипотеку под поручительство Итана. И находилось это жилье в том же школьном округе, чтобы Рори не пришлось переходить в другую школу. Депрессия Денниса витала в воздухе наравне с неистребимым запахом краски, но все же это было уже что-то. Грузчики свалили все коробки в кучу в центре квартиры. Среди вещей были старые добрые постеры в рамках — «Трехгрошовая опера», череп какого-то животного в исполнении Джорджии О’Кифф и «Ночные ястребы» Хоппера. Они уже давным-давно выросли из всех этих вещей, но избавиться от них рука не поднималась, так что этим старым постерам суждено было покрыть новые стены. Вечером к ним заглянула Эш, чтобы немного помочь с переездом. На ней была красная фирменная футболка компании грузовых перевозок с надписью «ШЛЕППЕРС». Бог знает, откуда она ее взяла. Эш сразу же взялась за дело, решив помочь Рори привести в порядок ее комнату. Теперь у нее действительно была своя собственная, настоящая комната, а не просто уголок в гостиной, который по ночам превращался в спальню.

Жюль слышала их голоса. Эш мягко спрашивала о чем-то, а Рори громко отвечала:

— Нет, не прячь ролики, Эш. Мама и папа сказали, что я могу надевать их ПРЯМО В КВАРТИРЕ, как мои индейские мокасины.

Эти двое, лучшая подружка и маленькая девочка, возились до тех пор, пока не распаковали все до единой коробки. Эш все еще была у них, когда стрелка часов приблизилась к восьми вечера. Они поужинали вьетнамской едой, которую взяли на вынос в ресторанчике, где и будут покупать ее ближайшие тринадцать лет, пока в кризисные времена заведение не закроется. Жюль сняла с дивана защитную пленку и достала тарелки и приборы из ящиков с надписями: «КУХНЯ 1» и «КУХНЯ 2». Рори явно переела — она уплетала роллы один за другим, но в конце концов громко икнула, встала, поплелась в новую комнату и рухнула спать прямо в одежде. Трое взрослых остались — их опьянили восторг и надежды.

— Все будет просто отлично! — убеждала их Эш. — Я очень рада за вас!

Они о многом говорили в тот вечер: о квартире, о театре Эш, о том, какие классные врачи достались Мо, и о том, что ему уже стало лучше.

— Он сейчас много работает с Дженнифер и Эрин. Старается изо всех сил. Этот мальчик — мой герой.

Итан был в Гонконге на этой неделе, а Эш изо всех сил поддерживала семейный очаг.

— Когда у тебя появляется ребенок, — сказала она Жюль как-то раз, — ты сразу начинаешь строить грандиозные планы на будущее, думаешь о том, кем он станет. А затем проходит время, и ты замечаешь трубу, в которую улетают все твои планы. Образ, который ты придумала, становится все меньше и меньше. Внезапно ты понимаешь, что спортсменом ему не быть. Да и художником тоже. Теперь знаешь, что не станет и лингвистом. Все разнообразные возможности ускользают. Но при аутизме отпадают очень многие вещи. Жизненные возможности ограничены. Начинаешь быть благодарной хотя бы за то, что твой ребенок имеет «высокую степень дееспособности». Даже гордишься этим термином, будто он равнозначен заслуженному званию национального стипендиата. И думаешь, что он, по крайней мере, не из тех, кто ест краску.