Мег Вулицер - Исключительные

— Знаешь, что я хочу за это? Посуду, — сказала она как-то, когда они в очередной раз остывали после нового постдепрессионного секса.

— Что? А, это шутка? — спросил Деннис. — Точно шутка. Подожди… Я пока что не вижу связи. И что же ты хочешь?

— Жаровню, — улыбнулась она и уткнулась подбородком в его грудь.

К концу лета Деннис почувствовал, что окончательно пришел в норму — впервые, с тех пор, как отказался от лечения ингибиторами моноаминоксидазы в восемьдесят девятом. Никто не верил, что это продлится вечно, или, по крайней мере, долго. В конце августа Деннис вернулся к работе. Хоть работа в предыдущей ультразвуковой клинике и оставила на его карьере черную метку, он изо всех сил старался доказать, что его неподобающее поведение — например, когда он воскликнул «Господи!», увидев гигантскую печень пациентки, и разрыдался — было следствием депрессии, и что теперь он в полном порядке. Доктор Бразил во всем его поддерживал. Клиника в Чайна-тауне, с маленьким персоналом и в отчаянном положении решила нанять его с маленькой зарплатой и на полставки. А спустя несколько месяцев взяла в штат.

Вот так две семьи встретили конец десятилетия и начало нового тысячелетия. Они все побаивались, что все компьютеры в мире взбунтуются, как только новая эпоха вступит в силу. Обе пары, а также их дети, Джона и Роберт нервно и немного глупо затаили дыхание в новогоднюю ночь в доме на Чарлз-стрит, но ничего не произошло. Жюль почувствовала, как ее зависть потихоньку угасает. Это тоже была своего рода депрессия. Но теперь, когда она видела, как Деннис каждое утро одевается на работу, чувствовала, что вполне довольна своей жизнью.

Со временем с ними стали происходить небольшие, почти незаметные изменения. Эш, похоже, смирилась со смертью матери. Она стала реже видеть ее во сне, а если и видела, то эти сны не были такими мучительными. Она слегка подурнела, а Итан стал чуть менее уродлив. Деннис был рад снова вернуться к работе — кажется, новое место ему очень нравилось. Жюль изо всех сил старалась помогать той горстке клиентов, что у нее осталась, хотя они не особо работали над собой. Но когда она смотрела на Эш и Итана, частенько приходила к выводу, что и сама не очень-то поработала над собой и не сильно изменилась. Ее зависть замерла, и не последнюю роль в этом сыграло то, что Деннис излечился от депрессии. Однако она могла снова распуститься, даже если пока что свернулась бутончиком и затихла. И теперь, когда эта зависть не так сильно ее терзала, она попыталась понять ее природу. Даже взяла из библиотеки социальной службы книгу одного юнгианского аналитика, в которой тот пытался объяснить разницу между завистью и ревностью. Согласно учению Юнга, ревность — это «я хочу то, чего хочешь ты», в то время как зависть куда более разрушительна — «я хочу того, чего хочешь ты, но кроме того я хочу разрушить все то, что у тебя уже есть». Раньше ей хотелось отнять у Эш и Итана их райскую жизнь, чтобы воцарился баланс. Но теперь Жюль уже не хотела ничего разрушать. Не происходило ничего страшного, все было вполне приемлемо, и даже лучше.

Город вырос и стал намного чище. Всех бездомных выслали куда-то, и, хоть это было довольно странно, все признали, что так намного лучше, ведь теперь можно было пойти куда угодно и чувствовать себя при этом в безопасности. Найти доступное жилье было почти невозможно, и если бы Итан не дал им денег и не вписался с ними в ипотеку, они бы уехали, как и многие другие. Ларкин пошла учиться в Брерли — частную школу для девочек, в которую когда-то ходила и ее мать. Мо — в специализированную школу в Квинсе, которая стоила так дорого, что многие родители — но, конечно не Итан и Эш — вынуждены были подать на город в суд, чтобы им возместили траты на обучение. Рори ходила в местную среднюю школу, и пока что все было хорошо, но, когда начнется старшая школа, могут начаться и проблемы. «Просто она не очень хорошо справилась с тестами», — так Жюль сказала Эш. Но на самом деле Рори было плевать и на эти тесты, и на саму школу. Она хотела стать лесником, хоть родители и намекали ей на то, что для этого все равно нужно получить образование. Она действительно проводила много времени в лесу, но в основном, из-за Итана и Эш. Когда она бывала у них в гостях, в Катоне, частенько шаталась по лесу и махала палкой, а на ранчо в Колорадо постоянно уходила куда-то гулять. Она чувствовала себя счастливой, только когда на ней были болотные сапоги, сама она была насквозь промокшей и покрытой грязью, а обычная городская жизнь была где-то далеко-далеко.

Трагедия две тысячи первого — взрыв в башнях-близнецах, ненадолго уравняла всех американцев. Люди заговаривали друг с другом на улицах, и узнавали в других свой собственный страх и беззащитность. Жюль впервые за всю свою практику дала клиентам домашний телефон. Звонки сыпались один за другим, и она каждый раз брала трубку. Иногда телефон звонил ужасно не вовремя — перед сном, во время обеда, или глубокой ночью. И всегда чей-то голос говорил что-то вроде:

— Жюль? Это Дженис Кинг. Простите, что беспокою, но вы сказали, что я могу вам позвонить. Жюль, мне так страшно…

Жюль всякий раз поднималась с постели и уносила телефон в другую комнату, чтобы поговорить с клиентом наедине. Она тоже была напугана, но не впадала в панику. Из-за случившегося в ее обычной работе возникла пауза, но Жюль не могла позволить себе истерики, как это было в разгар борьбы со СПИДом. Вместо этого она бросила все силы на помощь клиентам, и старалась не позволять устраивать истерики и им. Сильвия Кляйн, женщина, чья дочь умерла от рака груди несколько лет назад, пребывала в полнейшем ужасе и никак не могла с ним совладать.

— А что если они еще раз на нас нападут, Жюль? — постоянно спрашивала она. — Вдруг это случится посреди ночи? Вдруг я проснусь, услышу все это, но не смогу взять себя в руки и просто начну кричать?

— Тогда звоните мне, — говорила в таких случаях Жюль. — Будем кричать вместе.

Сильвия Кляйн никогда не звонила ночью — она всегда звонила ранним утром. А в начале сентября, когда она посреди недели ехала в Нью-Джерси, чтобы повидаться с внуками, ее машина попала в пробку в тоннеле Холланда. Судя по радиосводкам, причиной пробки стала какая-то мирная полицейская акция. Однако машины не двигались, и Сильвия решила, что это — оно, и она вот-вот умрет. Тогда она снова сможет быть со своей любимой бедной дочерью Эллисон, но больше никогда не увидит ни внуков, ни мужа. Когда «Аль-Каида» приведет в действие свой детонатор, где бы он ни находился, какая-нибудь машина взорвется, а вместе с ней — и все машины вокруг, тоннель заполнится ядовитым газом, и она умрет прямо в своем «Ниссане Стэнзе». Но даже в таком положении, запертая в машине, как в ловушке, и вынужденная смиренно ожидать смерти, она не забыла позвонить Жюль.