Мег Вулицер - Исключительные

— Не знаю, для того, кто не может заглянуть глубже, это своего рода глубокое наблюдение, — сказала Жюль. — Тебя в тебе осталось еще много, Деннис, больше, чем ты думаешь. Ты не умер. Если бы ты умер, это было бы совсем другое. Но ты жив.

Ей хотелось как-то приободрить его, даже испытать на нем свои скромные целительные силы и вернуть его. Всего несколько дней назад ее последняя пациентка, шестидесятилетняя Сильвия Кляйн, которая на протяжении всех сеансов только рыдала, улыбнулась, рассказывая о том, как ее взрослая дочь, умершая три года назад от рака груди, была, как ребенок, без ума от Джулии Эндрюс, смотрела «Звуки музыки» бесчисленное множество раз и даже начала разговаривать с британским акцентом, спрашивая у матери: «Мамочка, похож мой акцент на настоящий?»

— Вы улыбались, когда думали об этом, — сказала ей Жюль.

— Я не улыбалась, — ответила Сильвия Кляйн, отодвинувшись, но затем опустила голову и очень нерешительно чуть-чуть улыбнулась снова.

— Может быть, и так, — признала она.

Но для Денниса Жюль мало что могла сделать, только составлять ему компанию за столом, брать вместе с ним напрокат фильмы в «Блокбастере», лежать с ним в кровати и слушать о том, что его дистимия не поддается воздействию. Потом, когда Жюль поняла, что нечаянно забеременела, они оба крайне встревожились — где брать деньги на ребенка и как младенец подействует на Денниса. Как подействует на ребенка отец с депрессией? Будет ли ребенок разговаривать? Деннис тревожился еще и о том, будет ли ребенок нормальным. «Что если он родится с нарушениями?» — часто повторял он.

— Столько может быть нарушений. Генетические изменения, уродство, — говорил он. — Ребенок может потерять часть мозга, Жюль. Я видел такое своими глазами. Целый кусок может отсутствовать. Он просто не вырастает. Или еще бывает гидроцефалия, вода в мозгу, это еще того лучше.

Он замучил ее своими страхами за ребенка и напугал тоже. На двадцатой неделе, когда Жюль собралась на УЗИ второго уровня — важное для беременной сканирование, — она попросила Денниса пойти с ней, хотя еще раньше он отказался ходить с ней на любые назначения.

— Не могу, — сказал он.

— Ты мне нужен там, — настояла Жюль. — Я теперь не со всем могу справиться сама, Деннис.

В конце концов он пошел с ней и сидел рядом в тускло освещенной маленькой комнатке, где молодой врач УЗИ выдавила целый холм геля на выпуклый живот Жюль и начала водить по нему трансдьюсером. Внезапно ребенок появился в поле видимости. Деннис не дышал. Он уставился на монитор, когда молодая женщина нажала несколько клавиш, и задал ей несколько напряженных, профессионально коротких вопросов. Жюль вспомнила, как на следующий день после их с Деннисом первой ночи, они ходили в зоопарк Центрального парка, где разговаривали о его депрессии и смотрели на пингвинов за стеклом. И снова они оказались в полумраке, снова смотрели на существо за стеклом. Врач сделала измерения, успокаивающе улыбнулась и сделала отметки.

— О, смотрите, она двигается, — сказал Деннис.

Он близко наклонился к монитору, к шевелящимся шероховатым картинкам, которые только он и врач могли понимать, и которые — для Жюль — были загадкой света и тени.

— Она? — переспросила Жюль. — Она? Мы не собирались узнавать пол.

— Я имел в виду вообще «ее», — быстро поправился Деннис. — Я не имел в виду пол.

Врач в эту секунду благоразумно отвернулась, и Жюль поняла, что Деннис лжет. Еще раз он не к месту скрыл важную новость в комнате УЗИ, но на этот раз никто по-настоящему не разозлился.

Родилась она, ребенок встревоженной матери и нестабильного отца. Когда Аврора появилась на свет, Деннис решил сидеть дома и растить ее. Если он так и сделает, поняли они, им не нужна будет няня, услуги которой они все равно не могли оплатить. Вкладом Денниса в содержание семьи стал не поиск работы, а забота о ребенке. Он был «домохозяин», как стали называть отца, сидящего дома, — не без некоторого осуждения, кстати сказать. Они с Жюль сели и обсудили, не ухудшится ли его депрессия, если он будет сидеть с дочерью весь день. Он хотел попробовать. Ему было интересно. Она поговорила об этом еще и с Эш и Итаном.

— Ты что, думаешь, он станет читать ей «Под стеклянным колпаком»? Все нормально будет, — успокоил ее Итан.

Но матери всегда тяжело свалить все на отца. Скоро Жюль поняла, что необходимость быть с ребенком весь день часто действовала на Денниса успокаивающе. Что удивительно, даже скука его не донимала, так же как и откровенно неприятные дела — спускаться в жаркую прачечную с ребенком в коляске, волоча за собой тележку с грязной одеждой и пеленками. Он был избавлен от необходимости весь день рассуждать с другими взрослыми о войне в Персидском заливе — первой транслируемой по телевидению войне, рассматриваемой как истерия и начавшейся, как ужасающий футбольный матч с генералом Норманом Шварцкопфом в качестве защитника. Каждый раз, как заходила речь об этой войне, делалось страшно, думалось: что будет дальше? Война затянется? И коснется ли она моего ни в чем не повинного ребенка когда-нибудь, или даже со дня на день?

Но в обособленной, замкнутой вселенной, где живешь рядом с маленькими детьми, няни, матери и Деннис вели разговоры о детских мониторах, колясках и болезнях. По телевизору шли не новости о войне, а спокойные передачи или тихая музыка, и, казалось, это было именно то, что нужно Деннису, не меньше, чем Авроре. Как-то незаметно у них сложилась заранее не спланированная жизнь: семья с единственным кормильцем, где добытчиком была мать, а домохозяйкой — отец. С годами на улицах появилось много мужчин, гуляющих с детьми в будний день, но в 1990-м это еще бросалось в глаза, и матери и нянечки в парках и на улице внимательно разглядывали Денниса, полные подозрений и любопытства — откуда он такой взялся.

Депрессия Денниса была затяжной, но терпимой, и Жюль тоже нашла способ терпеть ее. Когда Аврора стала сама собой, она сделалась капризной и шумной, но доставляла Жюль истинное удовольствие. И если «радость» было слишком сильное слово для того, что чувствовал Деннис, по крайней мере Аврора расшевелила его, нашла уязвимое место в его депрессии. Жюль представляла себе разум Денниса чем-то вроде бассейна с цветными мячами в игровой комнате семьи Фигмен-Вулф. Иногда мячи перемешивали, ворошили, и некоторые из них взлетали вверх, когда что-то трогало его сердце.

Когда Аврора начала ходить в детский сад, она отбросила свое имя, словно сущее бедствие, словно украшенную блестками и бантиками власяницу. Затем она ловко переименовала себя в одного из Трансформеров, робота-машину, в которого играла часами, в Рори, — примерно так же, как в свое время Джули вдруг превратилась в Жюль. Аврора стала Рори, который был девочкой, но сомневался в этом. Особенным Рори.