Валерий Хайрюзов - Приют для списанных пилотов [Повести и рассказы]

— Наверное, Мартич чем-то похож на вашего Руцкого, — помолчав немного, продолжил профессор. — Силою обстоятельств Милан очутился на столь высоком посту. Раньше он был офицером саоброчайной милиции в городе Задар. Я думаю, Милан понимает, что никакой он не президент. Он бы с удовольствием отказался от своей должности, что не раз и демонстрировал. Мартич просит, чтобы Сербская Краина вошла в Республику Сербскую. Но тогда линия фронта увеличится на сотни километров. У Караджича силы на исходе: он рад бы помочь, но каждый действует так, как ему позволяют обстоятельства. А они не в пользу сербов. Я думаю, что судьба Сербской Краины решена. Мы не можем без России победить. Думаю, что конец близок, и нам надо думать, что делать дальше. Вот для этого мы и собираем конференцию.

Дальше ехали уже в темноте. Милица долго сопротивлялась сну, но вскоре ее голова склонилась к плечу Сергея, и он, облокотившись на пачки книг, придерживал ее.

В Белград приехали утром. Милица должна была объехать несколько редакций, повстречаться с нужными людьми, взять бумаги, газеты и выполнить все просьбы друзей и знакомых, что жили в Республике Сербской.

Белград жил своей обычной довоенной жизнью. Как и в Призрени, люди гуляли по освещенным улицам, пили кофе, обсуждали повседневные дела и ждали отмены эмбарго.

После первых же встреч у Милицы испортилось настроение.

— Нам не раз внушали: все пути ведут в Белград, — горько призналась Милица Сергею. — Только нас никто не ждет. Здесь ждут, когда придут американцы и вновь, как и прежде, сюда потекут займы. Они придут, но только с бомбами и ракетами. Белградцы смирились с блокадой по Дрине и ждут, когда с них снимут санкции. Нам же — двойное наказание: от всего западного мира и от своих. Здешние чиновники ухитряются наживаться на нашей крови. А Милошевич смотрит на все сквозь пальцы. Они, эти преемники Тито, как камень, утянут его за собой на дно. Нет, сербы воюющие в тысячу раз лучше сербов тыловых.

«Все, как и у нас, — подумал Сергей. — Для кого война, а для кого мать родна».

Но стоило ей получить хорошее известие, как настроение ее тут же поменялось.

— Все, разрешение тебе получено, — обрадованно сказала она Сергею. — Я дозвонилась до Пале. Так что одной проблемой меньше. Единственное: надо успеть до семи вечера пересечь Дрину. После проезд запрещен. Но, я думаю, Мишко довезет. На машине он как на самолете. Скорее, скорее из Белграда, я не могу дышать его воздухом! Хотя раньше меня так тянуло сюда.

— Может, давайте прямо до Байкала? — предложил Сергей.

— Сколько километров? — поинтересовалась Милица.

— До Москвы что-то около трех и там еще всего каких-то пять тысяч.

— А до бодайбинской тайги? — спросила Милица. — У которой, как ты сказал, мои глаза.

— От Иркутска еще более тысячи, но туда нет дороги, — взглянув на нее, быстро ответил Сергей. — Зимой тайга черная с проседью, как шкура старого медведя. Весной дымчатая, табачного цвета. Летом голубая.

— А ты видел медведя?

— Видел и даже убивал.

— Страшно было?

— Нет, это совсем не страшно, — подумав, ответил Сергей. — Говорят, что медведь неловкий. На самом деле это довольно умный, ловкий и проворный зверь. Но пуля-дура проворнее его, как и человека. А то что зверь? На него не надо нападать первым. Иногда он может мстить. Но это в особых случаях. Вот был у нас в тайге один случай. Повадился к нам на свалку ходить медведь. Чаще всего появлялся он ночью. Перевернет все и уйдет. А потом задрал лошадь. Начальство говорит: надо проучить хулигана. Но как? Тут кто-то вспомнил, что медведь любит мясо с душком и обязательно придет к убитой лошади. Как это у нас водится, посовещались и решили сделать засаду. Неподалеку от задранной лошади на высокой поленнице настелили доски. Ночи там холодные. Кроме винтовок взяли с собой спальники, а для сугрева — спирт. Ждали, ждали, мишка не появляется. Решили согреться, выпили спирту. Ночь, звезды, с каждым часом все холоднее. Выпили еще. Тишина. Мишки нет. Тогда оставили дежурного, а сами залезли в спальники и уснули. Потом уснул и дежурный. А мишка появился под самое утро, налопался лошадиного мяса. И тут его привлек храп. Медведь, как существо любопытное, полез на поленницу да вывернул жердь, которая ее крепила. Она рухнула, и сверху на голову мишки с криками и матом повалились спальники. Медведь рыкнул и бросился наутек. Охотники — из спальников и в другую сторону. Уже утром его нашли неподалеку, мертвым. Болезнь с ним от страха произошла — разрыв сердца.

— Ой, что ты со мной делаешь! — смеялась Милица. — Я больше уже не могу слушать. Как ты интересно рассказываешь о своей тайге. Мне очень хочется там побывать. Только я всегда считала, что тайга зеленая.

— Это когда на нее смотришь близко. Ну, например, как я сейчас на тебя, — улыбаясь, проговорил Сергей.

За мостом через Дрину их остановила застава боснийских сербов. Милица взяла у Сергея паспорт и протянула его подошедшему милиционеру в такой же синей, как и у Мишко, камуфляжной форме.

— С нами русский, — сказал она.

— Что, всего один? А мы-то думали — целая бригада! — пошутил пограничник. — Долго же мы его ждали. Теперь, я думаю, наши дела пойдут в гору.

Сергей стоял, поглядывая на мутную Дрину, на заросшие лесом зеленые горы, и делал вид, что не понимает, о чем переговариваются сербы. Было стыдно за себя, за то, что всего не объяснишь этим парням, которые одни вот уже несколько лет ведут борьбу. Внизу, вдоль дороги цвели маки, пахло сеном, близкой водой. Где-то неподалеку кричали горлицы, и Сергею вдруг подумалось, что это над лесами носятся безвинные души убитых людей.

После паспортной проверки долго ехали вдоль Дрины, затем круто развернулись и начали подниматься в гору. По пути то и дело попадались разрушенные пустынные деревни, сожженные дома.

— Милица, а кто такой Аркан? — прочитав на заборе надпись, спросил Сергей.

Желько Ражнатович — сербский доброволец из Югославии. Его отряды пришли к нам на помощь в девяносто втором. Турки убегали при одном его имени. Его отряды прошли через Боснию, сметая все на своем пути. Весь мир теперь знает его под кличкой Аркан, — скупо ответила Милица. — Политики использовали его для своих целей. Он, правда, пробовал встроиться в нее, даже был депутатом от Приштины. Но, говорят, Желько имел от этой войны что-то и для себя. Было и такое. Одни умирают за идею, другие хотят одновременно кем-то быть и что-то иметь. Ражнатович не стал исключением. Думал, наверное, война все спишет. Сейчас для многих он как пугало, и о нем стараются не вспоминать. Может потому, что его разыскивает Интерпол. Но он о себе напоминает, выходит газета с его портретами. Но мавр свое дело сделал. Думаю, его уберут. Много знает.