Вадим Саралидзе - Орфей курит Мальборо

Это был типичный миф, появившийся, как это всегда бывает, из-за информационного вакуума. Носители его с разной степенью подробностей (в зависимости от их литературных и артистических способностей, драматическим полушепотом, чтобы придать большую достоверность изложению), рассказывали о том, что «Битлз» прилетали в СССР и дали один-единственный концерт то ли прямо на летном поле, то ли в здании аэровокзала Внуково. Причем концерт этот был сыгран исключительно для Генерального секретаря КПСС Брежнева и Политбюро. Дальше их, конечно же, не пустили, но эти неудавшиеся гастроли якобы послужили основой для песни и целого двойного альбома. (Много позже Саша, вспоминая эти полудетские фантазии и ярко представив себе престарелых кремлевских мудрецов, прыгающих и свистящих под «Битлов», даже написал забавную песню. Но история эта быстро стала анекдотом, песенка моментально потеряла свою актуальность, и он не стал записывать ее в студии.)

В довершение всего и к полнейшему ужасу родителей, Саша поздними вечерами начал регулярно слушать программы известного радиоведущего, бывшего советского моряка и музыканта Севы Новгородцева на радио BBC. Мама и отец приходили в ужас, когда из Сашиной комнаты доносилась дикая для их ушей музыка, с огромным трудом пробивающаяся сквозь сильнейший скрежет и скрип радиопомех. Помехи эти были старательно организованы советским государством, которое боялось не только новостных и аналитических программ, но и внешне безобидных «Рок-Посевов» и «Севаоборота» – именно так назывались юморные Севины программы.

Родители неоднократно пытались отговорить сына, лишали карманных денег, даже отбирали коротковолновый приемник, но тот снова возникал в комнате, возрождаясь из кучи дисков и мотков катушек, словно птица Феникс. Более того, Саша постоянно делился полученными знаниями с одноклассниками и дворовыми приятелями, особо не скрывая источник получения информации. Мать и отец, школьные учителя и комсомольская организация пытались, как могли, повлиять на непокорного сына и ученика, но у них ничего не получалось, ибо само время работало против них: его бесстрастный маятник неумолимо раскачивался, Советский Союз дряхлел быстрее своих престарелых руководителей, и никакая цензура с радиоглушилками не могла остановить этот процесс.

…Зевс, ты звал меня? Скажи, зачем великому богу снова понадобился жалкий музыкантишко? Что? Свадьба? Да ты что… А как же Гера? Я помню, когда ты на ней женился, гуляли так, что сломали две кифары! Это все Дионис: я же говорил ему, что нельзя давать богам настоящее вино, тем более не разбавленное. Не послушали опытного человека, вот и получили! Марс скакал так, что меч потерял, помнишь? А когда плясать вышел хромой Гефест, то даже Аид вылез из своего вонючего склепа! Ой, только ему не говори, ладно? Вырвалось случайно…

Так что, на ком женишься? Прости, Зевс, это не любопытства ради, исключительно профессионально. Мне же программу надо составить, правда? Вот, например, если бы ты, не дай Кронос, на Европе женился, то мне ой как непросто бы пришлось! Ты ж тогда быком бы к ней прискакал – значит, и мне пару коровьих гимнов да сколиев надо было бы накопать или сочинить. Так кто твоя избранница? Что? Ганимед??? Да ты в уме ли?? Ой, прости, прости, язык мой – враг мой! Не-не-не надо махать этой штукой, я грозы боюсь до смерти! Все ясно, мальчик – значит мальчик. Отработаем в лучшем виде. Только это… ты поаккуратнее, ладно? Ну там, списки составь, гостей отфильтруй, чтоб ушей да глаз лишних не было…Осса и Мома – сразу вычеркивай! А то ведь стыда потом не оберешься! Почему? Да весь Олимп будет судачить, что Зевс-Громовержец – голубой.

Вскоре Саша остро почувствовал, что ему уже мало просто слушать и наслаждаться музыкой. Как-то, проснувшись рано утром, он окончательно понял, что хочет сам быть музыкантом, играть рок-н-ролл и сочинять песни. Но главное, ему смертельно захотелось славы и популярности. К этому моменту у него в голове уже бродил с десяток назойливых мотивчиков и незамысловатых текстов, которые начинающему автору очень хотелось превратить во что-то стоящее. Саша начал брать уроки гитары у волосатого парня с Арбата по прозвищу Джонни и неожиданно быстро стал прогрессировать.

Играть только на инструменте учителя было очень неудобно, и ему пришлось озаботиться срочным приобретением собственного. Он сразу понял, что размениваться на дешевую «акустику», сделанную по случаю на мебельной фабрике, не надо, и начал поиск настоящей гитары. Воспользовавшись знакомством в музыкальном магазине, Саша купил и быстро перепродал пару десятков остродефицитных пластинок и на вырученные спекуляцией деньги приобрел свой первый инструмент. Выбор в столичных магазинах был невелик – советские электрогитары «Урал» и «Тоника». Более качественные и продвинутые инструменты производства социалистических стран были серьезным дефицитом даже в Москве, и их редкого появления в магазинах приходилось ждать долго, да и не всегда они доходили до прилавков.

Юный музыкант проявил необходимую настойчивость и изворотливость, доставшуюся ему, по всей видимости, с генами витебских коммерсантов. Немецкая гитара «Мюзима» сразу показалась ему несколько дубовой, неудобной, и он отказался от идеи раздобыть ее. Модную и красивую чехословацкую «Йолану» не могли быстро найти даже матерые спекули, с которыми Сашу свел Джонни.

А вот скромная, но симпатичная болгарская гитара «Орфей» пришлась ему по душе. Он довольно легко договорился с продавцом, и тот за красненькую десятирублевую бумажку сверху продал в подсобке магазина новенький экземпляр, в фирменной фабричной упаковке и с крупным логотипом «ORPHEUS».

С появлением в его жизни «Орфея» изменилось очень многое. Конечно, по современным меркам, эта гитара была, мягко говоря, несовершенной. Крашеные детали, ужасного качества дерево и обилие пластика, примитивная электроника и многое другое – все это в полной мере отражало довольно сильное отставание музыкальной индустрии «стран социалистического лагеря», говоря суконным языком телепрограммы «Время». Но Саше это было совершенно безразлично. Он проводил все свободное время с гитарой в руках, постепенно перенимая приемы игры у всех, кого ему удалось увидеть и услышать, и очень скоро обогнал своего учителя-хиппи в мастерстве. Но самое главное – «Орфей» разбудил в нем что-то, дремавшее до поры, и те самые мотивчики и тексты, которые он мурлыкал раньше про себя, стали превращаться в полноценные песни.

Примерно через год песен набралось уже с полтора десятка, он точно знал, как они должны звучать, представлял себя на сцене, видел свою будущую группу. «Орфей» в его руках был и неудобным, и дурно звучащим, но именно этот инструмент давал начинающему музыканту внутреннюю силу, как бы передавая через свои жесткие металлические струны какую-то неведомую энергию.