Кара МакКенна - Трудное время

— Ох, — я сглотнула, щеки и шея пылали. — Сп-спасибо.

— Откуда ты?

— Южная Каролина.

— Я никогда не встречал никого из Южной Каролины. — Его голос был глубоким и резонансным, громкость голоса не имела значения. Он говорил с таким тоном, в котором были и угроза, и принуждение, и соблазн, и причитание. Все вместе. Я никогда не встречал никого из Южной Каролины. То, как он это сказал, можно было ожидать, чего угодно после этого.

Я никогда никого не встречал с Южной Каролины...

...но я люблю блюграсс.

...но я зарезал мужчину на смерть в Теннесси.

...но я слышал, что девушки там, на вкус, как персики.

— Какая там погода? — спросил он.

— Хорошая, — сказала я тупо, кивая. Испуганно. Как будто загипнотизированная. — На самом деле, хорошая.

Его взгляд упал с моих глаз к моему рту, и я чувствовала его как поцелуй. Его губы были приоткрыты, нижняя губа была полнее верхней.

— Настоящее жаркое лето, — сказал он.

— Довольно жаркое, — я сглотнула, горло пересохло. — Иногда.

— Я скучаю по лету. На свободе.

— Я не сомневаюсь.

— Скучаю по пиву. Плаванью в озере. По чувству, когда мои волосы высыхают на солнце.

Он поделил свои мысли на маленькие кусочки, держа меня голодной, чуть ли не умирая от ожидания того, что же он скажет дальше.

— Я не сомневаюсь, — я предположила.

— Я скучаю по многим вещам, — он сказал это низким голосом, с каждой буквы капала патока, густая с черными липкими сладкими намерениями.

Этот мужчина... может он и не мог писать, но пара его слов, которые он сказал шепотом, говорили о многом.

Голос офицера ворвался как лай.

— Коллиер. Назад. — 802267 послушно выпрямился. Коллиер. Жар его тела ушел вместе с ним.

Наши локти почти соприкасались, лица были так близко, чтобы прошептать секреты. А разве не это он делал? Шептала ли я в ответ? Я даже не могу сказать, кто подтолкнул нас так близко друг к другу. Я только могу сказать вам, что я не отстранилась. Поэтому получалось, что в мире ровно два человека, чья близость меня не отпугивала — Коллиер и мой папочка.

— Ну, я пойду, пока сессия не закончилась. — Сказала я, глядя на его руки. На эти пальцы, по-прежнему так смерено сцепленные. Затем его глаза. — Увидимся на следующей неделе, если тебе нужна помощь.

— Это свидание.

Я встала и откатила свой стул, рискнув только на мимолетный взгляд. Но этого хватило, чтобы мое тело по-новому охватило его странным, пугающим жаром. Я отыскала ближайшее ожидающее лицо, с такой слабостью, словно была пьяна.

Я почувствовала, когда Коллиер ушел, как охлаждающая прохлада, накатившаяся от летнего шторма, заполнив мои легкие и вернув мое здравомыслие.

Глава 3

Этот мужчина преследовал меня.

Я бесконечное количество раз прокручивала у себя в голове нашу встречу, шокированная и смущенная тем, что он позволил себе так приблизиться. Так близко, что я могла чувствовать запах его кожи.

Я представляла себе его манеры. Эдакий, расчетливый, очаровательный человек. Если бы я не была осторожна, он бы мог выпытать имена моих родителей и друзей, а также заставить привозить ему наркотики, держа их во рту. Это то, как выглядит вымогательство. По крайней мере, на ТВ.

Но самой важной вещью, которая меня волновала больше всего, и мне пришлось долго доходить до этого — меня привлекал плохой мужчина.

Не умеющий вести себя парень и расточительный сексуально-озабоченный заключенный, который натворил, одному Богу известно что, от чего и попал за решетку... Это всего несколько нарушений, но и этого с лихвой хватило. Я не могла идти на поводу своего полового влечения и ответить Коллиеру. Они оба были в равной степени опасными.

Я пыталась, чтобы моя навязчивая идея превратилась в практическую вуаль. В понедельник я расхаживала по пыльной библиотеке, ища, чем бы мне заняться. Я позвонила в Казинс, и после того, как меня перекидывали от одного персонала к другому, я, наконец-то, была подсоединена к надзирателю. Я сделала запрос, и получила положительный ответ. И уже в следующую пятницу я приехала, таща огромный чемодан, который со временем стал хрупким. После утреннего быстрого досмотра с Шондой, я положила чемодан на стол перед Райаном.

— У меня есть разрешение от надзирателя, чтобы принести это заключенному 802267.

Он просмотрел дело.

— Что ж, все верно. Я пошлю.

Когда Шонда и офицер-мужчина провели меня через длинную комнату отдыха, мне уже не было так страшно, как неделю назад. На меня бросали косые взгляды, не значительный шум и негромкий гул, сообщающий об интересе, носящим сексуальный характер, и задорное «Эй, мисс Гудхауз!» от Уоллеса, я не могла, вспомнить всего протокола, но была уверена, что мое ответное приветствие являлось нарушением того или иного правила, поэтому я смотрела вперед и держала рот на замке.

Я чувствовала себя уверенной настолько, насколько только было возможным надеяться в моем случае, пока мы не прошли центральную площадку. Сразу за ней находилась территория «белых» заключенных, среди которых сидел и Коллиер, как я и ожидала. За тем же столом.

«То же самое место, та же игра в карты, хотя кто-то еще участвовал в игре» — подумала я. Он наблюдал за мной, а я наблюдала за ним. Хотя «наблюдение» за кем-то на самом деле требует, чтобы этот кто-то чем-то занимался, а он ничего не делал, поэтому, технически, я пялилась на него.

Я хотела его разглядывать. Я хотела рассмотреть его, чтобы никто не увидел этого, детально изучить человека, который действовал на меня так, как никто другой до него. Он приходил ко мне во сне каждую ночь на протяжении всей недели, эти руки, ладони и этот низкой голос, эти карие глаза, словно паста «Пища Дьявола».

Я имела кое-какой собственный опыт в любовных страданиях — мне двадцать семь, в конце концов — и у меня было несколько парней. Я была влюблена, хотя, по всей видимости, и не в такой степени, как некоторые подруги из моих родных мест. До сегодняшнего дня. И я точно знала почему.

Он ужасный человек. Он должен быть таковым, если он сидит в тюрьме, среди заключенных, в списке преступлений которых значились грабежи, нападения, крупные поставки наркотиков, изнасилования, убийства. Принимая во внимание весь этот список, мне бы хотелось, чтобы это было ограбление, и это было так жалко. Вне всяких сомнений, он был плохим человеком. Одним из тех, кто заслуживает переделки, а не моего вожделения.

А другая причина состоит в том, что он — заключенный. Вот почему я желала его. Потому что он был недосягаем, самое недоступное желание из всех возможных. Потому что он опасен, но это увлечение — если это можно так назвать — безопасно. Потому что мое ухо уже зажило, и мои синяки исчезли, но мое сердце все еще слишком напугано, чтобы предложить что-то серьезное.