Валерий Айрапетян - Дядьки [сборник]

Я уже собирался свернуть за угол, но вдруг услышал цокот приближающихся каблучков. Прислушался. Тонкая шпилька, стальной колпачок. Скорее всего, девушка с модным журнальчиком в сумочке. Шажки были четкими, оформленными, спешащими. Упругая, дерзкая походка.

Молодая девушка, представлял я, стройная женщина… Блондинка… Брюнетка…

Образы соблазнительных женщин запрыгали передо мной быстрыми слайдами. Прилив тестостерона сносил все плотины. Страх и простые приличия забылись, как пьяный сон. Я готов был к прямому действию. Шаги приближались. Я встал у самого угла, вжавшись в стену. Втянув понурый живот, замер. Идущая навстречу мне прелестница через пять секунд должна была поравняться со мной. Пять, четыре, три, два, один… Бросок!

— Иди ко мне, моя куколка! — завопил с придыханием, сбагрив тело могучим рывком к себе.

Мое лицо оказалось на линии сосков жертвы. Вместо душистых и мягких полусфер, в нос уперлись два твердых блинчика. Обонятельные анализаторы уловили запах мужского пота на отвороте женской кофты. Вместо звонкого девичьего визга надо мной прогремел мужицкий басистый раскат:

— Да ты реально офигел, фраер!

Не успел я опомниться, как поймал справа чугунного крюка в челюсть. Пока пытался поймать равновесие, что-то сверкнуло сталью и полоснуло по левой брови. Горячая жидкость залила лицо. Тело продолжало громыхать надо мной:

— Ну чё, подонок, мясца захотелось молоденького?! Получай…

Я смирно лежал на земле, свернувшись калачиком. Дьявольский хмель от текилы и пива вмиг испарился, как испарилось и желание близости.

— Получай, похотливая собака! — не унималось тело, продолжая охаживать остроносыми полусапожками мой обмякший живот.

С удивлением осознал, что прежде не встречал такого фасона. Попинав меня еще минуты три и поверив в то, что я потерял сознание, тело пошарило по моим карманам и, не обнаружив ничего, кроме паспорта, сплюнув, ушло. Ушло, заманчиво поцокивая каблучками. «Еще одно исключение из правил», — подумалось мне. С трудом поднявшись, я завернул за угол, прошел метров двести и остановился. В меня уперлась зеленая неоновая вывеска.

— Ночной клуб «СТЕЛС», — прочел я, сглотнув очередную порцию пряной крови. — «ШОУ ТРАНСВЕСТИТОВ!!!», — анонсировалось ниже.

Не помню, как добрался до дому, но через неделю, когда сошли синяки, халязиона уже не было. На его месте красовалась тонкая бурая полоска зарастающего пореза. В этот же день я посетил своего доктора.

— Гм, гм, гм, — цедил он, не переставая разминать бритый подбородок. — Надо бы понаблюдать. Приходите-ка, любезный, через месяцок…

Степан Ложкин, сорокалетний холостяк, большой и нескладный житель села Трофимовка, собирался в областной центр на юбилей родственника и нервничал. Города Ложкин не любил и всегда поражался желанию людей поскорее туда перебраться. «Вонь и суета!» — восклицал он, когда кто-то начинал при нем расписывать прелести городской жизни.

Нужно было выгладить костюм, надеть тесные и скрипучие лакированные ботинки, найти подарок и весь вечер общаться с гордыми горожанами, которые несут в себе факт городской прописки, как орден за заслуги перед Отечеством.

Но больше всего Степана беспокоило другое. Он никак не мог представить себе, как будет ночевать в чужом доме, посещать тесный туалет, громко сморкаться (а тихо он не умел) во время умывания в ванной, которая по соседству с кухней, а на кухне полно завтракающих гостей…

Все это тяготило Степана, и если бы кто-то сообщил ему сейчас, что торжество отменяется, то он бы почувствовал сильнейшее облегчение и, наверное, на радостях напился.

В городе Ложкин долго блуждал по торговым центрам, выбирая подарок. В парфюмерном отделе он провел полчаса. Стоял, брызгал пробники мужских одеколонов на бумажные полоски и подносил их к носу, пока не перестал различать запахи и не почувствовал гудение в голове. Степан выбежал на улицу, закурил и сладостно затянулся.

— Напридумывали ароматов… Парфюмеры, мля! — выругался он, когда выдыхал.

В конце концов, купив в галантерее дорогой кожаный ремень с хромированной бляхой, а в алкогольном отделе бутылку коньяка, Ложкин поехал к юбиляру.

Народу в просторной трешке набралось человек тридцать. Два соединенных в один стола ломились от обилия еды и напитков.

Хозяин и юбиляр представил Степана гостям так:

— Степан Ложкин — мой сельский родич и могучий холостяк!

Ложкин вжался от стыда в стул, потому что шестьдесят глаз смотрели сейчас на него как на диковинное животное, будто все ожидали момента, когда он, раскрыв пасть, издаст редкий и пугающий рык. Вместо этого Степан покашлял в кулак и слегка привстал со стула.

За столом крепко выпивали и много ели. Это немного раскрепостило Степана, который помимо прочего опасался еще и того, что придется медленно и чинно есть, опорожняя одну рюмку в час, а то и реже.

Прямо напротив него сидела стройная блондинка с большим, часто улыбающимся ртом. Степану даже показалось, что она несколько раз задержала на нем взгляд. Блондинка напомнила ему учетчицу Тамару, с которой он в прошлую страду лежал под навесом зернового тока на огромной горе горячей пшеницы и мучительно размышлял: как бы правильно поцеловать ее, чтобы не обиделась или чего хуже — не закричала. Золотистые волосы Тамары струились по желтым блестящим зернам и почти сливались с ними. Казалось, они оба лежат на гигантской копне ее волос.

После того как Степан в третий раз уверил себя, что блондинка на него запала, он побежал в ванную, смочил расческу, приладил пробор, расчесал брови и вернулся на место.

Когда веселье подходило к концу, Степан узнал, что помимо него остаются еще пять человек — иногородние, — которым постелют на полу в разных комнатах.

Ближе к полуночи гости начали расходиться. Сытые и пьяные, они уходили шумно, как цыгане, выкрикивая на пороге поздравления и норовя в …надцатый раз обняться с юбиляром. Вскоре Степан понял, что в числе прочих останется и блондинка, к концу вечера оказавшаяся Татьяной. Радость и вместе с тем тревогу почувствовал Ложкин, но быстро разогнал это смутное ощущение, и пока другие пили водку, он с юбиляром на пару добил бутылку подарочного коньяка.

Оставшиеся в доме гости пели с хозяевами застольные песни и даже два раза станцевали под быструю современную музыку. Ложкин не танцевал, но живо притоптывал и оглушительно хлопал в ладоши, не сводя глаз с ритмично подпрыгивающих грудей пляшущей Татьяны. Он смотрел на танцующую блондинку и снова вспомнил Тамару, вспомнил, что так и не решился ее поцеловать тогда, на току, и вдруг ясно понял, что она только этого и ждала, потому что именно поцелуя не хватало для того, чтобы картинка получилась полной, а воспоминание законченным.