Олег Ермаков - Радуга и Вереск

— Теперь их двое, — сказала Вероника.

Косточкин посмотрел на нее. Выглядела она очень сосредоточенной: брови сведены на переносице, взгляд устремлен куда-то… Вдруг она как будто очнулась.

— Но я могу добавить пару тысяч. Надо их догнать.

— Не стоит, — остановил ее Косточкин. — Только сильнее напугаются.

— Тогда сходи ты, — сказала она, копаясь в сумочке.

— Да вон я вижу банкомат у кафе, — ответил Косточкин и вышел.

Но пока он ходил к банкомату и снимал деньги, Вася Фуджи и Валя куда-то пропали с дороги. Дальше по дороге стояли какие-то склады, возле них громоздились фуры, загораживая вид на дорогу. И вот, пройдя эти склады, Косточкин увидел только пустую дорогу, уходящую вверх и скрывающуюся в тумане и мгле. Впрочем, то и дело мгла озарялась проезжающей машиной.

Косточкин постоял, озираясь, и вернулся к Веронике.

— Исчезли, — сказал он. — Может, спрятались. Дуракам вообще-то везет, могли и сразу сесть на попутку… Хотя и неизвестно, есть ли туда попутки… С кем им вообще по пути…

— Куда? — спросила Вероника бесцветно.

— Трудно сказать, — ответил Косточкин.

Странно, но он испытывал какое-то чувство вины… Перед Васей Фуджи? Или перед Вероникой и ее женихом? Он не знал толком. Вероника завела мотор, оглянулась, потом посмотрела влево и вывернула на другую сторону. Они покатили в город, видя в туманной мгле красные расплывчатые звезды телевышки.

Молчали.

— Но… по-моему, он спятил, — сказал наконец Косточкин.

Вероника не ответила.

— Бред какой-то… Разве могут за рассуждения в дурку? Это в СССР по психушкам народ гасили… Ну там, за свастику кого-то штрафанули… Да я особо за этим как-то не следил… Надо будет порыться. Ведь, похоже, со всеми нами что-то такое происходит… Мне всегда казалось странным, что вот мы спим или там кино смотрим, а космос взрывается и летит во все стороны. А теперь вижу, что космос-то — вот он, в нас и вокруг, совсем рядом. И Вася Фуджи, как Ван Гог…

— Да, — вдруг оживилась Вероника, — точно, один его автопортрет мне этот ваш анархист и напомнил. А я все думала, на кого он похож… Только маленький, тщедушный. Ван Гог, по-моему, был крупнее, основательнее.

— Да Вася ничего не рисует. Так, фотками балуется… Может, он грибов, как Саня Муссолини, нажрался? Надо будет позвонить нашим.

— Фашик?

— Саня?.. Ну да. В глюках пошел через пруд… Думал, перейдет, как посуху.

— Экзотическая компания.

— Да, один анархист, другой фашист, а Королек — наполовину армянин. И он, кстати, рад, что сейчас фашикам прищемили хвост. Говорит, раньше как весна или осень — отовсюду шипение: жид, жид. Ему это смешно. А эти-то не знают, что именно весной и осенью дружно шипят в унисон. Как лето устойчивое, теплое или даже жаркое, или зима морозная, солнечная, то и сходит на нет. А начинаются колебания весенние воздуха, вспышки на Солнце — и из всех подворотен только и слышно: жид. Так вот, а теперь почти и не шипят. Подсушили болото.

— …или нашли другого врага.

— Не знаю, но Королек порхает, песни сочиняет. А то уже намыливался в землю обетованную… А вот Вася Фуджи сорвался куда-то. Трэш какой-то.

— Одри Китчинг, конечно, крута, — машинально откликнулась Вероника.

— Это кто?

— Ну модель, родительница трэша… Но вообще-то запал у него, да, сильный.

— У кого?

— Да у Васи этого Фуджи.

— Не знаю… По-моему, он окончательно тронулся. И раньше странноват был. А теперь слетел с катушек. Может, и правда в дурке сидел… Не поймешь. И что с дурака взять тогда?

— Зачем его ловят?.. Или выдумки? — спрашивала она как-то отстраненно.

Косточкин пожал плечами.

— Тебе нравится Тарковский? — спросил он.

— Поэт? Прозаик-охотник?

— Какой охотник?

— Племянник режиссера. Живет в тайге, пишет книжки. Фильм «Счастливые люди» не смотрел?

— Нет. Я о том, который «Ностальгия», «Рублев».

— Нудный.

— И «Сталкер»? «Солярис»?

— Ну… да.

— Я, пока «Зеркало» не посмотрел, тоже так думал. А потом Руслан, ну чувак, который обратил меня в фотографическую веру еще в армии, написал, что там суть созерцания. А кто же такой фотограф, если не созерцатель? «Зеркало» — классные фотки живые. Ну я и сел за монитор. Руслан предупреждал, чтобы только не в кинотеатре, где мешают медитировать хоботы. И меня пробило. Тогда и все остальное полюбил. Тарковский, кстати, и фотографом неплохим был…

Они подъезжали к гостинице, та выплывала из тумана, как высокогорный курорт в «Сиянии», и у Косточкина мурашки по спине побежали, но вовсе не от невольной ассоциации, а потому, что все заканчивалось.

Заканчивалось.

Он это ясно почувствовал и испугался.

Автомобиль остановился напротив гостиницы. Вероника посмотрела на Косточкина.

— И что же дальше? — спросила она, впрочем, как-то рассеянно и вместе с тем напряженно.

Косточкин судорожно сглотнул.

— В смысле?..

Ему было душно, как и Васе Фуджи, когда тот выскакивал из машины, будто та уходила на дно.

Вероника отвела взгляд, побарабанила нетерпеливо по рулю. Косточкин помрачнел.

— Ну про… Тарковского, — с усилием проговорила она.

Косточкин не сразу сообразил… точнее, не сразу вспомнил, при чем тут еще Тарковский.

— Да… Ну да, вот, по Васе, это «Собачья ностальгия», — наконец произнес он. — Или по Бакунину.

— И «Рублев»? — откликнулась девушка.

Косточкин не отвечал, ему было все равно, что теперь она скажет о Бакунине, Тарковском или Васе Фуджи, абсолютно все равно. Он ждал совсем других слов и сам хотел говорить их. Девушка повела плечами, глядя на огни фонарей… Или это фонари сюда заглядывали, да, это были чьи-то очи оранжевые, каких-то зверей из гребенщиковской песни, что ли. Зачем они не слушались дурочки Вали? Зачем они говорили не о том? Ведь именно в тот момент можно было все поправить. Но оба избегали даже смотреть друг другу в глаза.

— …И хоть «Рублев» фильм занудный, — заговорила она, — но мне по душе одна мысль… Чья-то. Уже не помню. Надо будет уточнить у Стаса. Но суть такая: если есть «Троица» Рублева, есть и Бог. Такое доказательство.

Косточкин не ответил.

— Такое доказательство, — повторила она.

Пора было выходить. И Косточкин, набрав воздуху, сказал с дурацкой бодростью:

— Ну хоп!.. Приключение окончено. То есть, — спохватился он, — в смысле… с анархистом… Буду ждать звонка.

Вероника испуганно взглянула на него и тут же отвернулась.

— Да… я позвоню завтра, и мы договоримся, во сколько выезд.

— …С Фудзиямы, с вершины запада востока… или востока запада… Вася снова попросит у кого-нибудь там мобильник.

Вероника пыталась улыбаться. Косточкин и запомнил навсегда эту ее жалкую гримасу. Хотел было дерзко наклониться и поцеловать, да не смог, вышел, бормоча слова прощания и пожелания… И автомобиль сразу сорвался и устремился прочь.