Сергей Герасимов - Шаги за спиной

– Что же делать? Очень интересно, – сказала девочка Яна.

– Можно что-нибудь нарисовать, – сказал Мызрик. – Точно, сейчас нарисую и покажу. Нужен большой лист бумаги. У тебя есть большой лист бумаги?

– Нет, – сказала девочка Яна и ее сердце застучало.

Если бы у нее был большой лист бумаги, она скорее съела бы его, не запивая водой, чем дала.

– Тогда не получится обьяснить, – сказал Мызрик.

Сердце затарахтело как мотоциклетный моторчик.

– Можешь попробовать на мне, – сказала девочка Яна, – с руки, например, можно начать…

– Нет, – ответил Мызрик, теория говорит, что самый распространенный поцелуй – это поцелуй в губы. Начинать нужно с него, подвигайся.

Девочка Яна подвинулась и впервые теория совпала с практикой. В тот же вечер они решили пожениться и в тот же вечер обьявили об этом родителям (Мызрик даже напмсал письмо матери). Увы, родители были категорически против. Но разве можно разлучить две столь возвышенные души? Две столь прозрачные, неземные, заоблачные, радужные души? Разве неясно, что они созданны друг для друга?

На следующее утро Мызрик и девочка Яна сбежали. Они помытарились по разным местам нашей обширной страны и, наконец, более практичная Яна придумала решение: она поедет к бабушке Мызрика, как к человеку нейтральному, а сам Мызрик найдет сестру и склонит ее к помощи. Все было проделано в точности.

Тамара выслушала историю без улыбки. Она не могла не сочувствовать чужим несчастьям. Чужая боль была своей болью, а Мызрика она считала непризнанным, пока что, гением, которого еще оценит благодарное человечество. Люди всякие нужны, люди всякие важны.

Впрочем, спешить было не обязательно. На следующий день Тамара все же показала Мызрику море. Впервые за три недели море было бурным (не очень бурным, но волны потемнели и весело пугали визгливых детей). Дул сильный ветер и заносил песком бутерброды. Светило яркое солнце; Мызрик каждый раз вздрагивал, лежа на животе, когда рядом пробегала собачка – каждая собачка поднимала маленький пыльный ураган. К счастью, собачки не отряхивались, потому что не хотели лезть в волны.

Когда Мызрику надоело лежать, он сел и стал вычислять скорость волны. Математики он не знал, поэтому решил воспользоваться логикой. Он сходил и купил коробку спичек, потом воткнул спички на берегу на расстоянии пяти сантиметров друг от друга. За мерку служил спичечный коробок. После этого он стал считать, сколько раз волна лизнет спички и какие именно. Он совершенствовал свои вычилсления до самого обеда, а после обеда натянуло облака, стало холодно, а спина, судя по ощущениям, сварилась. Скорость волны он приблизительно вычислил, но искупаться не успел.

Когда спина поджила (через пару дней), Тамара пошла на вокзал и купила билеты в Новопавловку, где жила бабушка.

Мызрик вызывался купить билеты сам, но Тамара не стала рисковать. До Новопавловки было всего три с четвертью часа пути. В поезде Мызрик и Тамара беседовали о том, что такое счастье и даже сумели привлечь к беседе двух модно оборванных джинсячек с надписями и булавками на задах. Джинсячки тоже интересовались счастьем и посоветовали заниматься счастьем на обеденном столе, но без клеенки – клеенка прилипает.

Бабушке Клаве было семьдесят три, она хорошо слышала, хорошо видела, но плохо думала и понимала. Кое-как она смогла рассказать, что девочка Яна гостила три дня, а на четвертый получила сообщение родителей, что все уладилось, что все согласны, и уехала.

– Ты поедешь сейчас? – спросила Тамара Мызрика.

– Нет, поживу в деревне.

– Что ты тут не видел? – Тамара не любила деревню за грязь, за обилие работы, но особенно за несчастных людей которые живут здесь от рождения до смерти и не понимают, до чего же они несчастливы.

– Я хочу сделать самолет, – ответил Мызрик, – я скопирую движения крыльев домашних птиц.

– Но домашние птицы плохо летают, – предположила Тамара.

– Ничего, зато здесь хорошо думается.

– И река здесь есть. Можно купаться.

– Мне будет некогда купаться, – ответил Мызрик.

И он начал конструировать. Маленькие модели самолетиков действительно летали (но не лучше брошенных камешков), а вот большие сразу падали. Загвоздка с теорией, – решил Мызрик и погрузился в теорию.

А на третий день приехал Валерий.

Он был очень худ и очень бел по сравнению с нею, по сравнению с деревенскими жителями, по сравнению с ее представленияи и частыми снами о нем. В нем была боль и сердце Тамары не выдержало. Она побежала навстречу (одновременно видя себя со стороны и подозревая о том, что она похожа сейчас на героинь фильмов средины века), остановилась, снова побежала и бросилась ему на шею.

– Ты мой, только мой, ты всегда будешь со мной…

Валерий гладил ее волосы и молчал. Она подняла глаза и снова зарылась лицом в мягкую впадинку у его шеи.

– Ты только мой… Как я ждала тебя!

– Как я ждал тебя! – сказал Валерий.

Обменявшись ложью, они пошли к дому, оба совершенно счастливые.

Мызрик не понравился Валерию с самого начала – локтеколенное нелепое существо с длинными волосами, мастерящее нечто из бумаги и проволоки. Тамара заметила это, но не огорчилась: да, да, он плохой, – подумала она, – но зато я хорошая и он не сможет не исправиться под моим хорошим влиянием. Может быть, в этом моя судьба, моя миссия на земле, чтобы помочь ему исправиться?

Только этим утром она беседовала с Мызриком о том, что у каждого есть своя миссия.

– Тобой интересовались, – сказала она.

– Правда?

– Такой высокий красивый мужчина. Друзья называли его «Шакал». Я удивилась, что он откливается на такое.

– Ты ничего не сказала?

– Нет.

– Почему он обращался к тебе?

– А, я ведь тебе не говорила, – вспомнила Тамара, – все время, пока тебя не было, я занималась предсказанием судьбы.

У меня хорошо получалось.

Валерий подумал.

– Это хорошо, что ты ему ничего не сказала.

– Ты его знаешь?

– Я представляю, кто может откликаться на кличку «Шакал».

– Что ему нужно?

– Мои деньги, конечно. И моя жизнь.

– Это связало с Людмилой?

– Да, это люди из того дома, твои бывшие соседи.

– Я его никогда не видела раньше.

– Это ничего не значит, – сказал Валерий, – впрочем, все равно, они меня не поймают.

– Как твое здоровье? – спросила Тамара.

Они вошли в большой сарай с сеном и запахом мертвых цветов, который кружил голову. Здесь же стояла большая кадка с салом. Тамара отломила кусок хлеба от буханки и начала жевать вместе с салом. В деревне все под рукой. Солнце отвесно освещало двор и каждый предмет был живым и желтым.

Это напоминало то ли известную картину, то ли много раз виденную картинку из детства. Да, я ведь была здесь тысячу раз, подумала она.