Леонид Бахнов - Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе [Антология короткого рассказа. Россия, 2-я половина XX в.]

Местное телевидение начинало свою работу. Афанасий заполз под стол в ярком свете юпитеров, натянул на руку тряпичное тельце поросенка, прохудившееся повсеместно, и уже издал несколько аппетитных похрюкиваний в прямом эфире, как поднял глаза несколько в сторону и потерял дар речи. Возле дверей стояла голенастая, заломившая руку о притолоку, ухмыльчатая женщина как раз подходящего ему возраста. Профиль у нее был орлиный, глаз узкий, прищуренный, и взгляд-бросок на него она кидала как-то сбоку, что еще более способствовало точности попадания в левый бок Афанасия, где трепетало его раненое сердце. Он не мог находиться на четвереньках перед такой женщиной. Он восстал и обнаружил недюжинный рост мужчины под два метра. Кажется, это произвело впечатление: суета, гвалт, паника, несусветные вопли, вырубленный прямой эфир — ничто не замечалось Афанасием, стоявшим посреди этого бардака словно бы в полной тишине и наслаждавшимся ее выгибом спины, нервически двигавшимися ноздрями, постукиванием изношенного каблука, орлиным профилем...

— Афродита, Венера, Электра, Елена Прекрасная... — бормотал обреченный Афанасий, хотя Глафира — а именно так звали возмутительницу спокойствия местной телерадиовещательной сети — совершенно не походила на перечисленных особ древнегреческо-римского подобия. Скорее разве что на Артемиду или же Афину-Палладу.

Афанасия хотели немедленно уволить из престижной на местном уровне передачи «Спокойной ночи, малыши!». Но после раздумий и шквала гневных писем зрителей решено было объявить технический перерыв для передачи и всех отправить в отпуск за свой счет по собственному желанию.

Глафира оказалась самой гуманной и отзывчивой из всего окружения Афанасия — не выругалась, не пригрозила увольнением, не пеняла на бардак... Она просто не обратила на все это никакого внимания, отнеслась к событиям как к обычному проявлению мужской страсти. Афанасий так сразу и понял, что именно она его опора и поддержка в подобных трудностях жизни, и предложил ей в дополнение к собственному сердцу и собственную руку, которая была ему дорога еще и как профессиональное орудие актера театра кукол. С рукой Глафира решила не спешить — хотя она была приезжая в городе и рука Афанасия могла бы ей пригодиться как повод официального проживания в его квартире. Но она сначала пригласила поклонника к себе в гостиницу, где, сидя по обе стороны полированного темного стола, они пытались привыкнуть друг к другу. Это оказалось невозможным, потому что Афанасий не мог выносить такого орлиного совершенства и как-то рычал и все пытался снова-таки устроить бардак и беспорядок, сломав уже и две казенные табуретки.

Поэтому на третий день совместного проживания Глафира поставила стонавшего от неги Афанасия возле окна и с полного разбегу из коридора через всю комнату шарахнула его собственной головой по толстенькому животу — Афанасий, вообще-то, был толстоват. После нескольких сеансов подобной терапии он успокоился, лицо его потеряло свирепость отвисших и рыхлых щек, он вновь стал похож на розового поросенка, которого с виртуозностью играл до появления в его жизни этой роковой женщины среднего возраста. И следовательно, вполне мог снова приступить к своей прославленной в местных эстетских кругах работе поросенком, которую и репетировал по настоянию возлюбленной постоянно.

Наконец делегация поклонников Афанасия, выстроенная Глафирой в стройную колонну, отправилась к руководству местного телевидения с настоятельной просьбой вернуть его к прежней работе, потому что — аргументировали просители — невозможно более жить в этой гостинице. А Глафире хотели дать премию за целительные действия. Но бухгалтер, финансовая жадюга, хотела упасть в истерический обморок для доказательств отсутствия денег, поэтому директор закричал, чтобы все оставили его в покое, и немедленно уехал в Крым... — и ведь нашлись денежки дать ему аванс на отпуск еще до получения всей студии традиционно задержанной зарплаты. Это следствие навела Глафира, вообще очень решительная женщина, за которой после их свадьбы Афанасий оказался как за бетонной стеной. И только в замочную скважину квартиры Афанасия соседи частенько наблюдали разбег Глафиры от коридора до комнаты и мягкое врезание ее жесткой головы в его толстый живот, от чего по лицу Афанасия плыла сладчайшая улыбка...

Это было закрытое учреждение, все в стекле, серое, квадратное, последнее слово архитектуры трех миновавших десятилетий. А если учреждение было закрытым, следовательно, герметичным, с хорошей изоляцией в швах. С серьезным выражением спешили по делам с самого раннего утра. Скользили среди стекол коридора с цементными аквариумными перемычками. Каждому известно: в закрытых учреждениях — особая дисциплина! Попробуй там опоздать! Или потерять внешний вид, достаточную дородность, внушающую доверие, — сразу пойдешь на дно! Чтобы пойти наверх, на повышение, надо соответствовать принятым стандартам!

Вот-вот! Уже возникла давка — все ровненько скользят вдоль по стеклу, а один пускает пузыри! Не повезло бедолаге! Что тут скажешь! Надо быть начеку и не поддаваться вражеской пропаганде о разгерметизации. Какая может быть разгерметизация, если из достоверных источников известно, что в таком случае сразу все пойдут ко дну. Кроме умеющих плавать, разумеется. Но плавать — это же надо учиться! Какая глупость! Лучше не разгерметизироваться, согласно всем правилам накапливать вес, следить за цветом плавников — тебя и без умения плавать поднимут наверх, на повышение, продвинут, вот все и в порядке...

— Буль-буль-буль, Николай Иванович!

— Буль-буль-буль, Петр Семенович!

Ну вот, они тоже подняли плавники «за», виляют заплывшими хвостами!

А этот-то, оказывается, нырнул на дно из-за сачка! Сам худой, селедка! Валяется на дне и еще доволен. Собирается плыть в дальнее плавание на свободные просторы!.. Ищет дыру самостоятельно. Ну-ну, плыви в этой несанитарной воде без гарантированного корма! Нет чтобы подождать, когда сачок без всяких там усилий поднимет наверх!.. Хотя сачок выбирает наверх, на повышение, самых жирных. Это, конечно, не каждому посчастливится — продвинуться в верха! К этому надо стремиться, надо постоянно и неуклонно повышать свой вес...